Физрук Алексей Владимирович, статный лысеющий мужчина с лицом боксера, встретил их на пороге спортзала. С ним когда-то случился несчастный случай: его поразило электрическим током, отчего его пальцы приняли причудливую форму и больше никогда не разгибались. Ему пришлось оставить спортивную карьеру и уйти преподавать в школу. Однако, к ученикам он относился с иронией и даже с некоторой теплотой, что скрашивало для непобедимой четверки еженедельные уборки спортзала.

— Привет, девчата, — поприветствовал он Соню и Дженни, — где швабры, вы знаете.

С этими словами он скрылся своей каморке. Он никогда за ними не присматривал. Знал, что вечером придут уборщицы и все вымоют, как следует. Остальное его не интересовало.

— Ты думаешь, Бала не будет? — грустно спросила Дженни.

— Не думай об этом, — сказала Сонька и со вздохом открыла чулан со швабрами.

Парни так и не вернулись.

Концепция духовной безопасности была сложна и многогранна и в то же время проста, словно пирожок с капустой.

Над выпеканием этого пирожка несколько лет трудились лучшие умы города Б. Они вставали утром, втискивали свои ноги в сандалии и шли в присутствие, где сочиняли и анализировали, анализировали и сочиняли. Эти достойные всяческого уважения мужи стояли на страже нравственности, порядка и человеческого достоинства. Она работали, чтобы оградить население города Б от скверны и тлетворного влияния Запада. В их глазах горел неистовый огонь, который могли нести в середине своей головы только истинные воители. Через полгода усердного труда, они даже стали поглядывать на ничего не подозревающих сограждан немного свысока.

Результатом труда «ударной группы Оперативников Света» явилась тоненькая брошюра, которую торжественно вынесли из типографии в стопке из шестидесяти штук. Воители прослезились и торжественно обнялись. Брошюры отправились в библиотеки городов и сел.

Однако, неблагодарное население города Б не только не прониклось симпатией к труду, но, похоже, вовсе его не заметило. И дело оказалось в той самой простоте, к которой свелась вся эта ювелирная работа по спасению человечества. Формула духовной безопасности была такова: не праздновать Хэллоуин и День Святого Валентина и, по возможности, не сквернословить.

Взрослые и солидные люди — экономически активное население, как их принято называть по-научному — не обратили внимания на «свод рекомендаций», упомянутый вскользь в новостях. Потому что Хэллоуин их никогда не интересовал, а ДСВ интересовал только в контексте подарка второй половине. Что касается некультурной брани, то как тут удержаться от крепкого словца, будучи раззадоренным пивком и футболом или не успев урвать шмотку за полцены на распродаже?

Чуть более древние слои населения тоже не ощутили эффекта спасительной брошюры. Только однажды бабульки на рынке столкнулись с неприятностью: она свалилась на их головы в виде худощавого молодого человека в опрятной выглаженной голубой рубашке и интеллигентных очечках.

Он пришел в полдень, когда у бабок шла бойкая торговля, и попросил прекратить продавать тыквы молодым людям. Таким тоном, словно это был героин.

— Да, ты чего, сынок? — поинтересовалась бойкая старушенция, маленькая и вертлявая. Половину ее выручки делали тыквы.

— Ты чего это вздумал нам указывать? — взревела тетка, похожая на бегемота. Тыквы составляли почти всю ее выручку.

— Ты че, ваще? — поинтересовался небритый мужик с внушительным перегаром и мрачно сплюнул на растрескавшийся рыночный асфальт. Это был Виктор Евсееич. Он поставлял тыквы в Школу Святого Иосаафа в промышленных масштабах и успел сколотить на этом состояние. Оно состояло из небольшого, но крепкого кирпичного домика в пригороде и ладно работающей Нивы-Шевроле, в багажник которой каждый октябрь с нежностью и любовью загружались круглые оранжевые ягоды с собственного поля Виктора Евсеича.

— Запрещено, — немного струхнув, пролепетал парень.

— Кто мне запретит? — зарычал Евсееич, — ты, что ли?

Торговки глумливо засмеялись.

В этот момент к прилавку бойкой старушенции подошла робкая восьмиклассница в трогательном худи с ушками на капюшоне.

— Ты, дочка, бери тыковку, не стесняйся. Я еще когда девчонкой-то была, то мы морды вырезали да на забор вешали, чтобы взрослых, что из клуба шли, перепужать! А они ишь! Воспрещать вздумали! Бери, дочка.

— Спасибо, — пискнула девчонка, схватила маленькую, но идеально круглую тыковку, отдала старушенции смятую бумажку и убежала, дабы не оказаться в центре скандала.

Бойкая старушенция победно уставилась на парня.

— Так ведь сатанизм, бабушка! — попробовал парень зайти с другой стороны, — от лукавого праздник!

— Тьфу на тебя, — старуха замахнулась на него грязной тряпкой, которой вытирала прилавок, — какой такой сатанизьм? Забавы это все, да и только! Малые мы были! Какой Сатана тебе?

В подтверждение своих слов она топнула тощей ножкой, обутой в теплый ботинок, словно ставя точку в дискуссии.

— Торговали, и будем торговать! — сурово буркнула тетка, похожая на бегемота. Она любила, чтобы ее слово оставалось последним.