— Меня в технические детали не посвящали, — надменно ответила Соня. Ей не хотелось признаваться, что она действительно не в курсе.

— Значит, точно не знаешь, — резюмировала Черно-белая, повернувшись к Соне спиной, — пошли готовить танец.

— Она сказала, что съемка будет, — воодушевленно Леопардовая, тоже потеряв к Соне всякий интерес, — потом можно будет выложить в блог.

— Еще сказала, что у нее будут фаер-шоу и живой тигр! — по секрету поведала Розовая, помахав Соне рукой.

Старшеклассницы, продолжая болтать, удалились. Соня в раздражении подняла свою сумку с пола и достала оттуда спасенный Заваркиной «блэкберри».

— Я тебе покажу живого тигра, — прошипела она и принялась раздраженно тыкать в кнопки.

Сей Сеич работал в школе Святого Иосаафа вот уже двадцать два года. В штатном расписании он звался учителем физкультуры, но на самом деле… На самом деле Сей Сеич был директором цирка.

Так его прозвали ученики еще в то время, когда театр «Aragosta» еще считался цирковым кружком, который Сей Сеич организовал десять лет назад на добровольной основе. В самом начале он учил детей простым цирковым трюкам: жонглированию и несложной акробатике.

Когда цирковой кружок привлек к себе внимание и пополнился несколькими очень артистичными ребятами из старшеклассников Святого Иосаафа, Анфиса Заваркина, от безделья вертевшаяся рядом, придумала пятнадцать вариантов названий на разных языках. Сей Сеич остановился на слове «Aragosta», что в переводе с итальянского означает «лангуст».

Сей Сеич где-то слышал, что продолжительность жизни лангуста учеными не установлена, и он углядел в этом знак: в любой момент Ангелина Фемистоклюсовна могла решить, что он отвлекает детей от учебы или развращает их «неподобающим образом жизни»: ведь не к цирковой карьере готовит Святой Иоасааф своих выпускников. Она легко могла перекрыть им кислород, убив на корню столь многообещающее начинание.

Сей Сеич предпочитал об этом не думать. Единственное, что он видел в этих детях — это их настоящее. Заброшенные, позабытые, очень одинокие подростки, у которых были новые гаджеты и одежда с иголочки, но не было ни капли внимания старших. Никто не спешил защитить их или показать, как справиться с испытаниями, что подкидывает им жизнь. Сей Сеич объединил их, дал им общее дело, а главное — он дал им жизненные ориентиры. Ребята работали с полной отдачей и знали цену благодарности: каждого хлопка аплодисментов, каждой улыбки ребенка и каждого «спасибо» от взрослого.

Ему, опытному и мудрому преподавателю, попадались и совершенно дикие «питомцы». Вроде Заваркиных. Сей Сеич не смог их приучить: Вася и Ася отличались какими-то несвойственными их возрасту взглядами на окружающее — цинизмом и нетерпимостью к чужим слабостям — которые отпугивали даже ребятишек из Муравейника, не говоря уж о «домашних». Иногда Сей Сеич недоумевал: каким чудом эти зверята попали в Иосааф? И как, ради всего святого, они умудряются здесь удерживаться.

Сей Сеич помнил их совершенно отчетливо. У Анфисы были густые каштановые волосы, и она носила огромные ботинки, в которых не могла пройти и полметра, не запутавшись в собственных ногах. Однажды Сей Сеич дал ей очень красивые пои — будто сделанные из лепестков роз — и показал одно несложное движение. Сначала неуклюжая Анфиса стукнула себя в глаз, потом Сей Сеича по затылку, после чего наотрез отказалась продолжать учиться.

Василий Заваркин в то время увлекался видеосъемкой. Он снял для цирка промо-видео, в котором факиры дышали огнем, а акробаты делали кульбиты. Видео было грамотно смонтировано и получилось очень стильным. Как тот странный Цирк Солнца, что теперь так любили все вокруг.

— У тебя талант, — сказал Сей Сеич тогда, похлопав Васю по плечу. Тот только улыбнулся.

Сей Сеич очень горевал, когда Вася погиб. Он всегда выглядел старше своих лет: еще в школе начал лысеть и приобрел глубокую морщину между бровями. Как-то забывалось, что этот парнишка еще молод, очень молод для того, чтобы решать взрослые проблемы. Сей спрашивал себя, мог ли он чем-нибудь помочь. И тут же отвечал себе, что нет, не мог. Никто не знал, что у Васи такие масштабные долги, кроме его друга Ивана и, наверно, самой Анфисы, которая была слишком горда, чтобы просить о помощи. После школы они почти утратили связь: Заваркины только иногда приходили на представления «Арагосты», чтобы поздравить Сея Сеича с началом лета.

Цирк-театр «Aragosta» был единственным школьным объединением, которое не расставалось на лето. Эти три месяца — насыщенное фестивалями время, и театр проводил его в разъездах.

Артисты мотались по всей стране. Им приходилось давать представления на невообразимых площадках: на песке, на щебне, на траве, на крытой площадке для танцев и на сцене заброшенного театра. Но юбимыми площадками «лангустов» оставались парки. В парке можно было вовлечь зрителя в представление, дать ему самому почувствовать себя актером, раскрыться и настроиться на нужный лад. Именно тогда от зрителя шла нужная энергия: чистая, живая, благотворная. Особенно любили питомцы Сей Сеича веселить детвору: оказалось, что дети — самая благодарная публика.

В спортивном зале было холодно и дуло изо всех щелей. Он был самым старым в школе, но зато свободным весь день. Когда на улице становилось слишком промозгло для репитиций, питомцы Сей Сеича перебирались в этот зал. Здесь он отрабатывал с ними элементы поинга, жонглирование контактным мячом, учил работе с флауэрстиками и девилстиками — приспособлениями для кручения в виде длинных тонких палок с украшенными концами. Сей Сеич забирал их с физкультуры и нещадно муштровал и питомцев-акробатов, и питомцев-факиров — ребят постарше, которые уже укротили огонь.