— Тогда кто у нас классный руководитель? Он? — спросила Зуля, кивнув на промышленника, усаживающегося в черный сверкающий автомобиль.

— Нет. Он — приглашенный лектор. Классный руководитель сама знаешь кто.

Зульфия вздохнула. Она поняла, что Анфиса имела в виду вице-губернатора Барашкина, заведующего информационной политикой в регионе.

— Хотя он, скорее, не классный руководитель, а завуч по воспитательной работе. Наша карманная Анафема.

— Это мы его карманные, — скривилась Зуля.

— Я не его, — усмехнулась Анфиса, — я его соседа по кабинету.

— Заваркина, с кем ты спишь? — привычно поинтересовалась Зуля.

— Со школьником, — со смехом ответила Заваркина.

— Новый ответ, который тоже ничего не проясняет, — притворно обиделась Зуля. Она устала от недостатка информации и была близка к тому, чтобы начать обижаться всерьез.

— Знаешь, — сказала вдруг Анфиса, когда они медленно двинулись по улице, — я недавно встретила своего сокурсника. Он работает на каком-то городском портале, знаешь, на таком, где грошовая реклама, куча баннеров и некачественный контент.

— Меня от словосочетания «некачественный контент» мутит, — буркнула Зуля.

— Он сказал, что, по его мнению, журналистики в городе Б нет, — продолжила Заваркина, — он так и сказал «Журналистики в Б нет!». Как отрезал. Очень мне сочувствовал, что я в «Благой вести» работаю. По его мнению, мы, как и он, штаны протираем, а не гнем спину во имя просвещения неблагодарной серости.

Зульфия оскорблено фыркнула. Она воображала Заваркину кем-то вроде Зорро, у которого вместо рапиры — клавиатура. На киношного мстителя намекала и пижонская подпись под ее хлесткими статьями — одна единственная заглавная буква «Z». Но теперь ее доморощенный Зорро увлекся посторонними делами и спрятал оружие в прикроватную тумбочку, а недруги тем временем разгулялись, пленили ее, Зульфию (в этой фантазии она воображала себя флегматичным губернатором Нуэво Арагоны), и вот-вот начнут поджаривать ей пятки.

— Ты забила на работу, когда начала встречаться с этим школьником, — Зульфия неодобрительно поджала губы.

— Его зовут Егор.

Зульфия хмыкнула и скрестила руки на груди: выразить неодобрение у нее получилось бы, если бы в этот момент она не поскользнулась, нелепо взмахнув сумкой. Однако, этот раз ничего бы не решил: Зульфия «не одобряла» этот роман при каждом удобном случае вот уже четвертый месяц.

— Оставь это бесполезное фырканье, — беззаботно отозвалась Заваркина, ловя языком снежинку, как молодой лабрадор, — первых трех лет своей жизни я не помню, а от последних тридцати меня мутит. За исключением тех моментов, когда меня трахает восемнадцатилетний жеребец, извини за вульгарность.

— Ты скучаешь по Васе? — спросила Зульфия вкрадчиво. Она знала, что это удар ниже пояса, но не смогла удержаться.

Заваркина притихла, посмотрела на Зулю и закурила вторую.

— Каждый день, — тихо ответила она и снова посмотрела в небо. Небо не вернуло ей взгляд, заслонившись серыми тучами, — я ему письма пишу. Электронные. Я знаю, что он никогда их не прочитает, но все равно пишу. Психотерапия такая.

Помолчали, думая каждая о своем.

— Нужно ли мне зайти домой? — сказала Заваркина, глядя на красное кирпичное здание старой гимназии. За разговором они не заметили, как проделали весь путь до офиса по шумным улицам города Б.

— Васю проверить? — рассеянно спросила Зульфия.

— Ага, — ответила Заваркина, — ты разбередила мои раны.

Зульфия неловко улыбнулась. Как бы то ни было, ей не нравилось расстраивать людей.

— Придешь вечером в кофейню? — Заваркина вернула прежний беззаботный тон.

— Что у тебя там сегодня? — поинтересовалась Зульфия.

— День Святого Валентина. Наверху сердечки и плюшевые мишки, внизу виски, сигары и покер.

— У нас сегодня романтический вечер с Зузичем, — немного рисуясь, сообщила Зульфия, — я готовлю баранину в помидорах, с тмином и белым вином.

— Буржуйка, ананасоедка и рябчикожуйка, — пошутила Заваркина.

— Твой школьник будет? — ворчливо спросила Зуля, — хоть бы посмотреть на него…

— Он в Дублине, деда с днем рождения поздравляет, — Заваркина кинула взгляд на школу Святого Иосаафа и решительно обернулась к универмагу, — нельзя быть такой истеричкой и проверять ребенка каждые два часа. Пойдем взработнём немного.

Зуля кивнула, и они скрылись от начинавшегося снегопада за стеклянными дверьми.

Февраль в городе Б — преотвратительное время. Первая его половина — теплая, с весенним ветром и настолько свежим воздухом, что уличные коты принимались строить планы на следующий месяц — растапливала метровые слои снега, превращала в водные потоки льдышки на клумбах. Вторая — с лютыми морозами и колючим снегом — замораживала все, что растаяло, в причудливые формы, об которые спотыкались прохожие и в которых застревали автомобили. Вторая половина начиналась всегда в день Святого Валентина.

На парковке школы Святого Иосаафа дворник Никитич старательно раскидывал подтаявший снег, сетуя на то, что к вечеру от его усилий не останется и следа. Он уже расчистил дорожку к крыльцу, раскидал огромный снежный пенис, слепленный какими-то шутниками в парке, и велел Ивушке потушить костер, который та развела «для сугрева».

— Дурак, — обиделась она и ушла греться в подвал.

Тремя этажами выше Ивушкиного зимнего ложа жалась к стене стайка девчонок. Им сообщили, что сегодня состоится первый в этом семестре урок ОБЖ. Также Раиса Петровна упомянула, что этот урок будет посвящен половому воспитанию и часть девчонок, предчувствуя унижение, удрала из школы: их не остановил даже колючий февральский ветер. Остались только самые любопытные.