Шрифт:
Заваркина пожала плечами и скорчила рожу. Она была одета в красный свитер с огромной снежинкой, но сидела в кресле ниже всех остальных журналистов на этой пресс-конференции. В ее руках не было ни блокнота, ни диктофона, внимание ее не было сосредоточено на говорившем.
— Каток — это мое детище…
— Зачем этому городу еще один каток? Да еще с каким-то говном вместо льда… — простонала Заваркина. Зульфия шикнула на нее, а сидящая впереди молоденькая фифочка из муниципальной газеты обернулась. Лицо ее выражало возмущение.
— Что? — спросила ее Заваркина.
Фифочка, скривившись, отвернулась.
— Заваркина, что с тобой такое? — поинтересовалась Зульфия, — раньше бы ты его вопросами закидала, не дав договорить, и его бы уже на скорой увозили с сердечным приступом. А ты ведешь себя как в школе…
— А разве здесь не школа? — Заваркина притворно удивилась и огляделась по сторонам.
Она ткнула пальцем в представительного мужчину в костюме, главного редактора газеты для пенсионеров. Несмотря на благообразный вид, он без зазрения совести воровал тексты, подставлял своих собственных журналистов и спал с чужими женами. Соратники по перу дали ему длинное прозвище — Тот-Что-Спит-В-Гробу.
— Вот он — староста. Сдает классухе прогульщиков, стучит по мелочи. Пренеприятная личность. Вот она, например, — Анфиса перевела указующий перст на фифочку из муниципальной газеты, сидящую впереди, — старательная хорошистка. Выполняет все задания, но не отдает себе отчет, что эти задания бесполезны: они не помогут ее развитию, а результат выполнения не интересен окружающим. А я — хулиганка и двоечница, срываю уроки, создаю проблемы, и все от меня без ума.
— А я? — заинтересовалась Зульфия.
— А ты либо гениальная троечница и тусуешься со мной по идейным соображениям, либо пустоголовая отличница, которую приставили ко мне для исправления. Выбирай.
Заваркина состроила хитрую рожу и выжидающе уставилась на Зулю.
— Это очень интересно, но все равно заткнись, — попросила Зульфия, — у меня на первую полосу ставить нечего.
— Я в отпуск хочу, — протянула Заваркина и еще ниже сползла в велюровом кресле, — знаешь, когда я в отпуске последний раз была? Никогда! Декрет не считается, это, скорее, было похоже на рабство на каменоломнях. Только вместо камня — младенец.
— На бабушкину картошку, — поправила ее Зульфия.
— Угу. Которая принимается орать, если ее не полить и не окучить.
Они захихикали, тут же поймав парочку сердитых взглядов.
— Ох, чего все так напрягаются? — простонала Заваркина и закинула ногу на ногу. Она медленно достала из сумки сигарету и огляделась в поисках выхода. Выход был один. Достичь его можно было, только пройдя мимо стола, оперевшись на который вещал промышленник.
— Блин, — сказала Заваркина и покрутила головой.
Вокруг промышленника, как мухи, вертелись фотографы, и звук щелкающих затворов и заряжающихся вспышек дополнял сравнение с мушиным роем. Женщина преклонных лет с перманентом старательно записывала что-то в блокнот. Коля, их молоденький стажер, зачесав волосы вверх на старомодный манер, стоял позади всех с таким важным видом, будто он лично созвал эту пресс-конференцию и теперь любуется результатом.
— У меня есть для тебя первая полоса, — сообщила Заваркина, — только я не хочу ей заниматься, честное слово.
— Дай Коле посмотреть, — отмахнулась Зуля, и попыталась сосредоточиться на ньюсмейкере, заканчивающем выступление.
— Кстати, сам Коля у нас интересная личность: у него в нашей воображаемой школе тройки по математике и пятерки по литературе и обществознанию. Ему не хватает стройности мышления, которую он компенсирует увлеченностью. Его увлеченность красит даже «Благую весть».
— А моя не красит? — поинтересовалась Зульфия настороженно.
— Твоя — только портит, — засмеялась Заваркина.
Промышленник закончил, наконец, вещать, и журналистская братия зашевелилась. Заваркина достала из сумки конверт и сунула в руки проходящему мимо Коле, больно стукнув его по животу.
— Первая полоса, — объяснила она, отвечая на его вопросительный взгляд. Коля скривился, но взял конверт.
— Цаца, — прокомментировала Заваркина, насмешливо глядя ему вслед.
— Что в пакете?
— Что-то про этот каток, я не вчитывалась, — отмахнулась Заваркина.
Когда они вышли на улицу, Анфиса, наконец, с удовольствием закурила. Зуля, глядя на наслаждение, написанное на ее лице, тоже выбила из пачки сигарету.