Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что

смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему

другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел

машину". Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти

так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с

вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или

обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы

пошли бы?

– Нет, не пошел бы...

– И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это - преступление. Мы,

может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это

сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые

мне не позволяли бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто -

боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня

посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй,

предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский

указал на преступников. Разве это мое дело? Это дело полиции. Она на это

назначена, она за это деньги получает. Мне бы либералы не простили. Они

измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас все

ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не

только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых. Я бы написал об

этом. Я бы мог сказать много хорошего и скверного и для общества и для

правительства, а этого нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить.

Он долго говорил на эту тему и говорил одушевленно. Тут же он сказал,

что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести

через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое

преступление. Его бы казнили. Он искал бы правду и в этих поисках, естественно, стал бы революционером... {3}

224

ПАМЯТНИК ПУШКИНУ

Г. И. УСПЕНСКИЙ

Участие Ф. М. Достоевского в большом общественно-литературном

событии - торжественном открытии памятника Пушкину в Москве 5-8 июня 1880

года - было последним ярким выступлением писателя перед широкой аудиторией.

Произнесенная 8-го июня, на заседании Общества любителей российской

словесности, речь Достоевского, по единодушному свидетельству современников, произвела на слушателей потрясающее впечатление. В III Отделение поступила

анонимная информация о популярности речи Достоевского с предложением

принять меры против ее распространения (см. статью Н. Ф. Бельчикова

"Пушкинские торжества в Москве в 1880 году в освещении агента III Отделения".

– "Октябрь", 1937, N I).

Однако когда речь была напечатана в "Московских ведомостях" (1880, N

162 от 13 июня) и других газетах и журналах, а также, с авторскими

разъяснениями и ответом А. Д. Градовскому, помещена в "Дневнике писателя"

("Единственный выпуск на 1880 год, август"), она вызвала многочисленные

отклики разноречивого характера. Очерк Г. Успенского дает представление об

отношении к речи Достоевского революционно-демократических кругов. На

Пушкинских торжествах 1880 года Г. Успенский (1843-1902) был представителем

редакции "Отечественных записок". Свои впечатления он выразил в статье

"Пушкинский праздник" (в т. 3 Сочинений Г. Успенского 1891 года названа

"Праздник Пушкина"). Статья эта писалась и присылалась в журнал в несколько

приемов; мемуарные и публицистические элементы в ней переплетаются:

впечатления от только что увиденного и услышанного дополняются более

поздней их оценкой. В начале статьи дается описание самих праздников.

Правильно оценивая либеральное краснобайство большинства ораторов,

Успенский подчеркивает особенно, что это праздник в честь литературы,

подчеркивает и размах энтузиазма многотысячной толпы, собравшейся у

памятника Пушкину.

Основная часть статьи посвящена речам И. С. Тургенева и Ф- М.

Достоевского, выступления которых Успенский выделяет. Под влиянием первого