именно и хочет, чтобы читатель злился на среду, в которой возможны подобные

работницы, не знаю, может быть; знаю только, что я злилась не на среду, а на

самого автора, потому что чувствовала неправду; чувствовала, что он лжет, что

219

что-то скрыл или не умел сказать. Но это неумение сказать, когда переступлены

известные границы условного, свойственно французам или европейцам вообще.

Оттого умные и осмотрительные англичане известных границ и не переходят, а у

французов тотчас же за границей является сентиментальность или свинство, или

свинство и сентиментальность вкупе.

А. П. ФИЛОСОФОВА и М. В. КАМЕНЕЦКАЯ

Анна Павловна Философова (1837-1912) - общественная деятельница,

участница женского движения. Жена крупного чиновника, главного военного

прокурора, в 70-е годы она была настроена весьма оппозиционно. "Я ненавижу

настоящее наше правительство <...>, это шайка разбойников, которые губят

Россию", - писала она мужу (см. А. В. Тыркова, Анна Павловна Философова и ее

время, Пгр. 1915, стр. 326).

В квартире Философовой хранилась нелегальная литература, по слухам, у

нее скрывалась после суда Вера Засулич, имя Философовой связывали с побегом

Кропоткина. С Достоевским она сблизилась, видимо, во второй половине 70-х

годов, высоко ценила его, считала во многом своим наставником (первое

упоминание о Философовой встречается в письме Достоевского от 7 марта 1877

года - Письма, III, 260). Достоевский в свою очередь любил и уважал

Философову, неоднократно упоминал об ее "благородном сердце", "прекрасном

умном сердце" (Письма, III, 260, IV, 67), горячо переживал слухи о возможном ее

аресте.

Воспоминания А. П. Философовой и ее дочери М. В. Каменецкой о

Достоевском дополняют наши представления о связях его с людьми, враждебно

относившимися к царизму.

А. П. ФИЛОСОФОВА

<О ДОСТОЕВСКОМ>

На одном из литературных вечеров, которые устраивались в пользу,

кажется, курсов или Общества дешевых квартир {1}, я познакомилась с Ф. М.

Достоевским. Я помню, как я счастлива была его видеть! На другой день он ко

мне приехал, а затем мы часто видались. Как много я ему обязана, моему

дорогому, нравственному духовнику! Я ему все говорила, все тайны сердечные

поверяла, и в самые трудные жизненные минуты он меня успокаивал и направлял

на путь истинный. Я часто неприлично себя с ним вела! Кричала на него и

спорила с неприличным жаром, а он, голубчик, терпеливо сносил мои выходки! Я

тогда не переваривала романа "Бесы". Я говорила, что это прямо донос. Я вообще

тогда была нетерпима, относилась с пренебрежением и запальчивостью к чужим

мнениям и орала во все горло.

220

С Тургеневым я тоже познакомилась на одном из литературных вечеров.

Он был совсем европеец. Я его меньше уважала, чем Достоевского. Федор

Михайлович на своей шкуре перенес все беды России, он выстрадал и вымучил

все свои убеждения, а Иван Сергеевич испугался и сбежал и всю жизнь из

прекрасного далека нас критиковал. Я как-то ему написала дерзкое письмо о

Базарове, его ответ ко мне напечатан в собрании его писем {2} и в оригинале

находится у моих детей.

Никогда в жизни я не забуду одного вечера в зале Кононова {3}. Оба они

должны были участвовать. Тургенев почти накануне приехал в Петербург из

Парижа, был у меня и обещал принять участие в этом вечере. Зала была битком

набита. Публика ждала Тургенева. Все поминутно оглядывались на входную

дверь... Вдруг входит в зал Тургенев!.. Замечательно, точно что нас всех

толкнуло... все, как один человек, встали и поклонились королю ума! {4} Мне

напомнило эпизод с Victor Hugo, когда он возвращался из ссылки в Париж и весь

город был на улице для его встречи {5}. Накануне этого вечера я виделась с

Достоевским и умоляла его прочитать исповедь Мармеладова из "Преступления и

наказания". Он сделал хитрые, хитрые глаза и сказал мне: