приглашению его, пришел к нам. Впечатление он производил тогда

очаровывающее, и чем чаще виделся и беседовал с ним Федор Михайлович, тем

более любил и ценил его ум и солидную образованность. Один раз мой муж

высказал Вл. Соловьеву причину, почему он так к нему привязан.

– Вы чрезвычайно напоминаете мне одного человека, - сказал ему Федор

Михайлович, - некоего Шидловского, имевшего на меня в моей юности

громадное влияние. Вы до того похожи на него и лицом и характером, что подчас

мне кажется, что душа его переселилась в вас.

– А он давно умер?
– спросил Соловьев.

– Нет, всего года четыре тому назад.

– Так как же вы думаете, я до его смерти двадцать лет ходил без души?
–

спросил Владимир Сергеевич и страшно расхохотался. Вообще он был иногда

очень весел и заразительно смеялся. Но иногда, благодаря его рассеянности, с ним

случались курьезные вещи: зная, например, что Федору Михайловичу более

пятидесяти лет, Соловьев считал, что и мне, жене его, должно быть около того же.

И вот однажды, когда мы разговаривали о романе Писемского "Люди сороковых

годов", Соловьев, обращаясь к нам обоим, промолвил:

– Да, вам, как людям сороковых годов, может казаться и т. д.

При его словах Федор Михайлович засмеялся и поддразнил меня:

– Слышишь, Аня, Владимир Сергеевич и тебя причисляет к людям

сороковых годов.

– И нисколько не ошибается, - ответила я, - ведь я действительно

принадлежу к сороковым годам, так как родилась в тысяча восемьсот сорок

шестом году.

Соловьев был очень сконфужен своею ошибкою: он, кажется, тут только в

первый раз посмотрел на меня и сообразил разницу лет между моим мужем и

мною. Про лицо Вл. Соловьева Федор Михайлович говорил, что оно ему

напоминает одну из любимых им картин Аннибала Караччи "Голова молодого

Христа".

К 1873 году относится знакомство Федора Михайловича с Юлией

Денисовной Засецкой, дочерью партизана Дениса Давыдова. Она только что

основала тогда первый в Петербурге ночлежный дом (по 2-ой роте Измайловского

полка) и чрез секретаря редакции "Гражданина" пригласила Федора Михайловича

в назначенный день осмотреть устроенное ею убежище для бездомных. Ю. Д.

Засецкая была редстокистка, и Федор Михайлович, по ее приглашению,

несколько раз присутствовал при духовных беседах лорда Редстока и других

выдающихся проповедников этого учения {67}.

Федор Михайлович очень ценил ум и необычайную доброту Ю. Д.

Засецкой, часто ее навещал и с нею переписывался. Она тоже бывала у нас, и я с

нею сошлась, как с очень доброю и милою женщиною, выразившею ко мне при

кончине моего мужа много участия в моем горе.

63

В 1873 году мы часто бывали у Кашпиревых; Василий Владимирович,

глава семьи, издавал журнал "Зарю", а его жена, София Сергеевна, была

редактором и издательницею детского журнала "Семейные вечера". Оба супруга

были очень нам симпатичны, и Федор Михайлович любил посещать их. У них в

1873 году состоялся, в присутствии многих литераторов, интересный вечер, когда

известный писатель А. Ф. Писемский читал свой не напечатанный еще роман

"Мещане" {68}. Наружностью Писемский не производил выгодного впечатления: он показался мне толстым и неуклюжим, но читал он превосходно, талантливо

оттеняя типы героев своего романа.

В 1873 году Федор Михайлович возобновил старинное знакомство с

семейством Штакеншнейдер, центром которого была Елена Андреевна, дочь

знаменитого архитектора. Она была умна и литературно образованна и соединяла

у себя по воскресеньям общество литераторов и художников. Она была всегда

чрезвычайно добра к Федору Михайловичу и ко мне, и мы очень сошлись {69}.

Впрочем, в те годы мне редко случалось бывать в обществе, так как дети были

малы и оставлять их на няньку было опасно.

Федор Михайлович всегда относился с большим сожалением к моему

вынужденному обстоятельствами домоседству и зимою 1873 года настоял на том, чтобы я воспользовалась представившимся случаем и абонировалась на