отправились на террасу обедать. <...>. Обед был хорош. <...> Вышли на балкон -

Федя, чтобы пить кофе и читать "Independance Beige". Федя непременно захотел

идти вниз слушать музыку. Сошли, заплатили 5 Silbergrosch'ей, но только что

сели, как Федя стал говорить, что лучше нам уйти, что все так дурна играют. Я

насилу убедила его прослушать Schubert'a "Standchen". <...> Мая 3(15)

<...> Я долго выбирала в библиотеке. Здесь около тридцати русских книг, не более, большею частью запрещенные. Он <библиотекарь> вынул мне еще

книги, которых нет в каталоге, и я думала, что это какие-нибудь еще более

интересные книги, и что же оказалось? Это были: "Грамматика для детей

старшего возраста", какой-то "Дневник девочки", "Бедные дворяне" Потехина и

тому подобные совершенно не запрещенные книги (еще что-то вроде

путешествия вокруг света для детей). Это мне напомнило, как мы однажды

67

пришли с Федей в одну книжную лавку, желая купить "Полярную звезду". Это

лавка антикварских книг. Во-первых, мне пришлось разбудить (именно

разбудить) старичка, который здесь торгует (бедный, он заснул за чтением какой-

то политической газеты); он вскочил и спросонья сначала нас не мог понять. Но

потом, узнав, что мы требуем русских запрещенных книг, он объявил, что у него

есть такие; стал усиленно рыться в своих шкафах (мы все ждали) и вытащил

откуда-то с таинственным видом книгу "Сергиевские серные воды" Марии

Ростовской, с указанием их пользы. Мы с Федей страшно расхохотались, сказали

старичку, что этого нам и даром не надо, и, смеясь, ушли из его лавки. Мой

библиотекарь объявил мне, что через восемь дней у них будут новые книги, и я

взяла, какие тут были. Но когда я показала принесенные книги Феде, он,

просмотрев их, сказал, что в них нечего читать и что я лучше бы сделала, если б

выбрала другие книги. Я вызвалась отнести их назад, но сперва хотела отобедать

<...>. За обедом мы сочиняли с Федей стихи вроде следующих: "Иды все нет как

нет, не несет она котлет"... и другие в этом же духе. Что же касается моих

похождений за книгами, то Федя объявил, что это просто водевиль: "Муж в

подушках, а жена на побегушках". После обеда выпили кофею, обменивались

взаимными нежными словами. Федя лег спать, сказав, чтоб я его разбудила к чаю, а я пошла опять за книгами. На этот раз я выбрала "Былое и думы", 3 части. <...> Мая 4 (16)

<...> Шла по Astra Allee, заходила в булочную и очутилась у почтамта. Я, не знаю почему, предчувствовала, что будет письмо от нее, и очень рада, что это

случилось без Феди и что я могу его прочесть. Я заплатила за письмо 6 Silb. 6 Pf.

(письмо было без марки), тотчас же узнала почерк и пошла домой, не

обнаруживая особенного волнения. Но затем мне стало нехорошо. Я торопливо

пришла домой, страшно в душе волнуясь, достала ножик и осторожно

распечатала письмо. Это было очень глупое и грубое письмо, не выказывающее

особенного ума в этой особе. Я уверена, что она была сильно раздосадована

женитьбою Феди и что тоном письма выразилась ее обида. (Моя догадка

оправдалась: письмо было послано Федею из Дрездена.) Я два раза прочла

письмо, где меня называют Брылкиной {4} (очень неостроумно и неумно). Я

подошла к зеркалу и увидела, что у меня все лицо в пятнах от волнения. Потом я

вынула чемодан и рассмотрела его письма, многие из них я уже читала прежде.

<...>

Понедельник, 15 мая (27)

<...> Я уже потеряла всякую надежду увидеть сегодня Федю, как вдруг

вдали показался он. Я с минуту всматривалась, как бы не веря глазам, потом

бросилась к нему и была так рада, так рада, так счастлива! Он немного изменился, вероятно с дороги. Был запылен, но все-таки мы очень радостно встретились. <...> Ида нас встретила у подъезда. Мы тотчас же спросили чаю. Я все время

любовалась моим Федей и была бесконечно счастлива. За чаем он спросил, не

68

было ли ему письма, и я ему подала письмо от нее. Он или действительно не знал, от кого письмо, или притворился незнающим, но только едва распечатал письмо, потом посмотрел на подпись и начал читать. Я все время следила за выражением