его лица, когда он читал это знаменитое письмо. Он долго, долго перечитывал

первую страницу, как бы не будучи в состоянии понять, что там было написано; потом наконец прочел и весь покраснел. Мне показалось, что у него дрожали

руки. Я сделала вид, что не знаю, и спросила его, что пишет Сонечка {Софья

Александровна Иванова, родная племянница Федора Михайловича. (Прим. А. Г.

Достоевской.)}. Он ответил, что письмо не от Сонечки, и как бы горько улыбался.

Такой улыбки я еще никогда у него не видала. Это была или улыбка презрения

или жалости, право, не знаю, но какая-то жалкая, потерянная улыбка. Потом он

сделался ужасно как рассеян, едва понимал, о чем я говорю. <...>

Вторник, 16 мая(28)

<...> Федя все время как потерянный ходил по комнате, все чего-то искал, точно он что потерял, рассматривал письма. Вообще видно было, что письмо С.

его очень затронуло и оскорбило. Но мне очень, очень бы хотелось узнать его

мнение об этом поступке. <...>

В четыре часа мы пошли обедать. Зашли за сигарами и папиросами и

купили "Колокол". <...>

Среда, 17 мая (29)

Сегодня Федя целое утро занимался составлением письма к Каткову {5}.

Я все думала, позовет ли он меня выслушать письмо или нет, но когда он написал, то позвал и спросил моего мнения. Потом мы вышли, чтобы где-нибудь

пообедать; по дороге купили сигар, папирос и шляпу (2 талера, 5 Silb.)

коричневую. Какой Федя еще дитя, он так и охорашивался в новой шляпе; мой

отзыв, что эта шляпа ему идет, ему очень польстил. <...>

Вторник, 23 мая (4 июня)

<...> Зашли в библиотеку; здесь молодого человека не было, а была сама

хозяйка, ужасно бестолковая госпожа, которая притащила нам несколько

каталогов и просила выбрать. (Я прочла "Les Miserables", эту чудную вещь

Виктора Гюго. Федя чрезвычайно высоко ставит это произведение и с

наслаждением перечитывает его. Федя указывал мне и разъяснял многое в

характерах героев романа. Он хочет руководить моим чтением, и я страшно этому

рада!) Теперь Федя взял "Nicholas Nickleby" Диккенса. Отнесли книги домой и

пошли в Grand Jardin и здесь слушали музыку. Просидели до самого конца, что

никогда не случалось прежде. Сегодня играли какую-то особенно нежную

мелодию, "Das Bild der Rose" и еще увертюру из "Vier Haymons Kinder". Мне

было очень, очень весело в этот день.

69

Среда, 24 мая (5 июня)

<...> Сегодня весь сад ресторана Grand Jardin'a был освещен маленькими

цветными фонариками; это было довольно красиво. Пришлось идти гулять по

всему саду; зашли в какой-то кабачок и пили пиво. Потом гуляли под музыку и

отправились домой. Я была очень весела сегодня: то прыгала, как маленькая, через несколько ступенек, то пела, то танцевала, просто Федя не знал, чему это и

приписать, а я была просто счастлива. Заходили в кондитерскую купить пирожков

и съели там мороженого, но когда пришли домой, у меня сильно разболелся

желудок, и я должна была лечь в постель. Федя поминутно спрашивал меня: "Ну

что, еще болит?" - как будто эта боль могла пройти в одну минуту. Потом мы

долго сидели с ним вечером, и он просил меня рассказать ему всю историю нашей

любви. Я ему долго рассказывала, какое он на меня произвел впечатление, как я

вошла, как потом было. Он слушал и сказал мне, что он, женясь на мне, хоть и

любил, но еще очень мало меня знал, но теперь вчетверо более меня ценит, зная, какая я простая. (Федя был ко мне очень нежен.).

Понедельник, 29 мая (10 июня)

<...> В четыре часа мы пошли на почту; Федя получил два письма: первое

от Паши, со вложением нескольких писем, присланных Феде со дня его отъезда.

А другое было от Аполлона Николаевича Майкова. Федя тут же распечатал

письма. Когда он читал, то я могла тоже читать те же самые письма; я заметила, что было письмо от С.

Пятница, 2 июня (14)

<...> Пошла в галерею, много там ходила, осмотрела Рибера, видела все

картины Рембрандта, Рубенса, жанровые картины Давида Теньера. В половине