Шрифт:
офицера как своего знакомого, но не препятствовал своему адъютанту быть с ним
144
почти в приятельских отношениях. Надо заметить, что в Сибири вообще к
находившимся уже на свободе ссыльным или поднадзорным начальство в то
время относилось благодушно. Так "завсегдатаем" у генерала Панова, составлявшим по вечерам постоянную его партию в вист, был медик, который
вместе с тем наблюдал за слабым здоровьем губернатора. Когда вышел
коронационный манифест Александра II, Панову было сообщено официально, что
с этого медика, достигшего по его представлениям чина статского советника, снимается надзор полиции, о существовании которого губернатор узнал по этому
поводу впервые, полагая, как он сказал мне в шутку, что со времени его
назначения губернатором не медик состоял под его надзором, а, наоборот, он
состоял под надзором медика.
Федор Михайлович Достоевский дал мне надежду, что условится со мной,
при моем обратном проезде, посетить меня на моих зимних квартирах в Барнауле, списавшись со мной по этому предмету заранее. <...>
В Копале я пробыл только один день и распростился с дорогим мне
Абакумовым, которому был обязан своей интересной поездкой в Кульджу, и
после трехдневного беспрерывного переезда по почтовому тракту вернулся в
Семипалатинск {29}, где остановился по-прежнему у радушного Демчинского, и
на этот раз, пробыв у него дней пять, имел отраду проводить целые дни с Ф. М.
Достоевским,
Тут только для меня окончательно выяснилось все его нравственное и
материальное положение. Несмотря на относительную свободу, которой он уже
пользовался, положение было бы все же безотрадным, если бы не светлый луч, который судьба послала ему в его сердечных отношениях к Марье Дмитриевне
Исаевой, в доме и обществе которой он находил себе ежедневное прибежище и
самое теплое участие.
Молодая еще женщина (ей не было и тридцати лет), Исаева была женой
человека достаточно образованного, имевшего хорошее служебное положение в
Семипалатинске и скоро, по водворении Ф. М. Достоевского, ставшего к нему в
приятельские отношения и гостеприимно принимавшего его в своем доме.
Молодая жена Исаева, на которой он женился еще во время своей службы в
Астрахани, была астраханская уроженка, окончившая свой курс учения с успехом
в Астраханской женской гимназии, вследствие чего она оказалась самой
образованной и интеллигентной из дам семипалатинского общества. Но
независимо от того, как отзывался о ней Ф. М. Достоевский, она была "хороший
человек" в самом высоком значении этого слова. Сошлись они очень скоро. В
своем браке она была несчастлива. Муж ее был недурной человек, но
неисправимый алкоголик, с самыми грубыми инстинктами и проявлениями во
время своей невменяемости. Поднять его нравственное состояние ей не удалось, и
только заботы о своем ребенке, которого она должна была ежедневно охранять от
невменяемости отца, поддерживали ее. И вдруг явился на ее горизонте человек с
такими высокими качествами души и с такими тонкими чувствами, как Ф. М.
Достоевский. Понятно, как скоро они поняли друг друга и сошлись, какое теплое
участие она приняла в нем и какую отраду, какую новую жизнь, какой духовный
подъем она нашла в ежедневных с ним беседах и каким и она в свою очередь
145
служила для него ресурсом во время его безотрадного пребывания в не
представлявшем никаких духовных интересов городе Семипалатинске.
Во время моего первого проезда через Семипалатинск в августе 1856 года
Исаевой уже там не было, и я познакомился с ней только из рассказов
Достоевского. Она переехала на жительство в Кузнецк (Томской губернии), куда
перевели ее мужа за непригодность к исполнению служебных обязанностей в
Семипалатинске. Между нею и Ф. М. Достоевским завязалась живая переписка, очень поддерживавшая настроение обоих. Но во время моего проезда через
Семипалатинск осенью обстоятельства и отношения обоих сильно изменились.
Исаева овдовела {30} и хотя не в состоянии была вернуться в Семипалатинск, но
Ф. М. Достоевский задумал о вступлении с ней в брак. Главным препятствием к
тому была полная материальная необеспеченность их обоих, близкая к нищете.