нужно. <...> Мне сказывали, что Жуковский очень доволен "Марфой

Посадницей", если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему

будет угодно позволения напечатать всю драму, произведение чрезвычайно

замечательное <...>

Ему же. Около (не позднее) 14 апреля 1831 г. Из Москвы в Петербург

<...> Обними Жуковского за участие, в котором я никогда не сомневался.

Не пишу ему, потому что не привык с ним переписываться. С нетерпением

ожидаю новых его баллад. Итак, былое с ним сбывается опять. Слава Богу! Но ты

не пишешь, что такое его баллады, переводы или сочинения. Дмитриев, думая

критиковать Жуковского, дал ему прездравый совет. Жуковский, говорил он, в

своей деревне заставляет старух себе ноги гладить и рассказывать сказки и потом

перекладывает их в стихи. Предания русские ничуть не уступают в

фантастической поэзии преданиям ирландским и германским. Если все еще его

несет вдохновением, то присоветуй ему читать Четь-Минею, особенно легенды о

киевских чудотворцах; прелесть простоты и вымысла! <...>

П. А. Вяземскому. 1 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Однако ж вот тебе и добрая весть: Жуковский точно написал 12

прелестных баллад и много других прелестей. <...>

Ему же. 11 июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Жуковский все еще пишет. Он перевел несколько баллад Соувея,

Шиллера и Гуланда. Между прочим, "Водолаз", "Перчатку", "Поликратово

кольцо" etc. Также перевел неконченную балладу Вальтер Скотта "Пильгрим"35 и

приделал свой конец: прелесть. Теперь пишет сказку гекзаметрами вроде своего

"Красного карбункула"38, и те же лица на сцене. Дедушка, Луиза, трубка и проч.

Все это явится в новом издании всех его баллад, которые издает Смирдин в двух

томиках. Вот все, чем можно нам утешаться в нынешних горьких

обстоятельствах.

М. П. Погодину. Конец (27--30) июня 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Вы знаете, что у нас холера; Царское Село оцеплено, оно будет,

вероятно, убежищем царскому семейству. В таком случае Жуковский будет сюда

и я дождусь его, чтоб вручить ему вашу посылку. Напрасно сердитесь вы на него

за его молчание. Он самый неаккуратный корреспондент и ни с кем не в

переписке. Могу вас уверить, что он искренно вас уважает. <...>

П. А. Плетневу. Около (не позднее) 11 июля 1831 г. Из Царского Села в

Петербург

<...> Грустно мне было услышать от Жуковского, что тебя сюда не будет.

Но так и быть: сиди себе на даче и будь здоров. Россети черноокая37 хотела тебе

писать, беспокоясь о тебе, но Жуковский отсоветовал, говоря: он жив, чего ж вам

больше? <...>

М. П. Погодину. Конец июля 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Уведомляю Вас только, что поручение Ваше, касательно "Статистики

Петра I", исполнено; Жуковский получил экземпляры для великого князя и для

себя; экземпляром, следующим великому князю Константину, расположил он

иначе. Жуковский представит его императрице. <...>

П. А. Вяземскому. 3 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> В Сарском Селе покамест нет ни бунтов, ни холеры; русские

журналы до нас не доходят, иностранные получаем, и жизнь у нас очень сносная.

У Жуковского зубы болят, он бранится с Россети; она выгоняет его из своей

комнаты, а он пишет ей арзамасские извинения гекзаметрами.

...чем умолю вас, о царь мой небесный --

......прикажете ль? кожу

Дам содрать с моего благородного тела вам на калоши,

......прикажете ль? уши

Дам обрезать себе для хлопушек -- и проч.38

Перешлю тебе это чисто арзамасское произведение. <...>

Ему же. 14 августа 1831 г. Из Царского Села в Москву

<...> Услыша о сем радостном для "Арзамаса" событии, мы,

царскосельские арзамасцы, положили созвать торжественное собрание. Все