Петербург

<...> Ошибки правописания, знаки препинания, описки, бессмыслицы

прошу самим исправить -- у меня на то глаз недостанет.
– - В порядке пиес

держитесь также вашего благоусмотрения. Только не подражайте изданию

Батюшкова -- исключайте, марайте сплеча22. Позволяю, прошу даже. Но для сего

труда возьмите себе в помощники Жуковского, не во гнев Булгарину, и Гнедича,

не во гнев Грибоедову. <...> Виньетку бы не худо: даже можно, даже нужно --

даже ради Христа сделайте: именно: Психея, которая задумалась над цветком.

(Кстати: что прелестнее строфы Жуковского: Он мнил, что вы с ним однородные

и следующей23. Конца не люблю.) <...> Что сказать вам об издании? Печатайте

каждую пиесу на особенном листочке, исправно, чисто, как последнее издание

Жуковского. <...>

Л. С. Пушкину. 27 марта 1825 г. Из Михайловского в Петербург

<...> Я "Телеграфом" очень доволен24 -- и мышлю или мыслю поддержать

его. Скажи это и Жуковскому.

Ему же. Первая половина мая 1825 г. Из Михайловского в Петербург

<...> Письмо Жуковского наконец я разобрал. Что за прелесть чертовская

его небесная душа! Он святой, хотя родился романтиком, а не греком и

человеком, да каким еще! <...>

А. А. Бестужеву. Конец мая -- начало июня 1825 г. Из Михайловского в

Петербург

<...> Век Екатерины -- век ободрений: от этого он еще не ниже другого.

Карамзин, кажется, ободрен; Жуковский не может жаловаться, Крылов также.

<...>

Так! мы можем праведно гордиться: наша словесность, уступая другим в

роскоши талантов, тем пред ними отличается, что не носит на себе печати

рабского унижения. Наши таланты благородны, независимы. С Державиным

умолкнул голос лести -- а как он льстил? <...>

Прочти послание к Александру (Жуковского 1815 года). Вот как русский

поэт говорит русскому царю25.

А. А. Дельвигу. Первые числа (не позже 8) июня 1825 г. Из

Михайловского в Петербург

<...> что делает Жуковский? Передай мне его мнение о 2-ой главе

"Онегина" да о том, что у меня в пяльцах. <...>

П. А. Вяземскому. 25 мая и около середины июня 1825 г. Из

Михайловского в Москву

<...> Но ты слишком бережешь меня в отношении к Жуковскому. Я не

следствие, а точно ученик его, и только тем и беру, что не смею сунуться на

дорогу его, а бреду проселочной26. Никто не имел и не будет иметь слога,

равного в могуществе и разнообразии слогу его. В бореньях с трудностью силач

необычайный. Переводы избаловали его, изменили; он не хочет сам созидать, но

он как Voss -- гений перевода. К тому же смешно говорить об нем как об

отцветшем, тогда как слог его еще мужает. Былое сбудется опять27, а я все чаю в

воскресении мертвых. <...>

И. Ф. Мойеру. 29 июля 1825 г. Из Михайловского в Дерпт

Сейчас получено мною известие, что В. А. Жуковский писал вам о моем

аневризме и просил вас приехать во Псков для совершения операции28; нет

сомнения, что вы согласитесь; но умоляю вас, ради Бога не приезжайте и не

беспокойтесь обо мне. Операция, требуемая аневризмом, слишком маловажна,

чтоб отвлечь человека знаменитого от его занятий и местопребывания.

Благодеяние ваше было бы мучительно для моей совести. Я не должен и не могу

согласиться принять его; смело ссылаюсь на собственный ваш образ мыслей и на

благородство вашего сердца.

Позвольте засвидетельствовать вам мое глубочайшее уважение как

человеку знаменитому и другу Жуковского.

П. А. Вяземскому. 10 августа 1825 г. Из Михайловского в Ревель

<...> Жуковский со мной так проказит, что нельзя его не обожать и не

сердиться на него. <...>

Ему же. 13 и 15 сентября 1825 г. Из Михайловского в Москву

<...> зачем не хочу я согласиться на приезд ко мне Мойера?
– - я не