сквозь слезы сказал им с умилением: "Дети мои, дети! Вот Бог был с нами! Он

сам пришел к нам. Он в нас теперь. Радуйтесь, мои милые!" И в четверг было ему

легче прежнего. В этот день три раза, перед отъездом отца духовного, он

разговаривал с ним. Каждое слово его выражало глубокое сознание того, что с

ним происходит. "Вчера и сегодня (сказал он при первом прощании) мне легко на

душе. Это блаженство -- принять в себя Бога, сделаться членом богосемейства...

Мысль радостная, блаженная. Но не станем ею восхищаться. Это не игрушка! Она

должна оставаться, как сокровище, в нас. Вы на пути (проговорил больной при

втором прощании): какое счастье идти куда захочешь, ехать куда надо! Не

умеешь ценить этого счастья, когда оно есть; понимаешь его только тогда, когда

нет его". В третий раз при прощании он пожал руку и сказал: "Прощайте... Бог

знает, увидимся ли еще. Ах, как часто и я отходил так от одра друзей моих и уже

больше их не видал..." В пятницу утром, чувствуя, что силы покидают его, он с

нежностью, но и с большим усилием благословил жену и детей своих. Вечером,

смотря на свою дочь, он еще мог произнести: "Ковчег готов -- и вот летят мои два

голубя: то вера и терпение". В ночь на субботу, в час и тридцать семь минут,

неровное и тяжелое дыхание больного, внезапно прекратилось: чистая душа его

отлетела в одну из тех обителей, которых в дому Отца нашего на небесах

уготовано много.

Погребение усопшего происходило в понедельник, 14 апреля, в шесть

часов пополудни. Кроме русского священника за гробом шел римско-

католический декан города Бадена, желая всенародно выразить то чувство

уважения, которое вселил в сердца чужеземцев наш бессмертный поэт

добродетельною своею жизнью. Тело его поставлено было в склепе на

загородном баденском кладбище. По желанию вдовы Жуковского, которой более

всех известно, как пламенно любил свое отечество певец 12-го года, его тело

перевезено было в Петербург. Здесь, в Александро-Невской лавре, в присутствии

наследника и великой княгини Марии Николаевны, при многочисленном

стечении почитателей и друзей поэта, 29 июля отпета была над ним панихида.

Слезы августейших особ, оплакивавших утрату наставника их и друга, смешались

со слезами поклонников незабвенного поэта на его гробе, который, наравне с

друзьями его, нес и царственный первенец из церкви до самой могилы, где

Жуковский покоится ныне подле Карамзина.

ИЗ СТАТЬИ

"ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ

ИВАНА АНДРЕЕВИЧА КРЫЛОВА"

Субботы В. А. Жуковского

Характер и движение литературных отношений в Санкт-Петербурге

заметно изменились в тот же, 1816 год, когда последовала кончина Державина.

Много было до этих пор преимуществ на стороне Москвы, где жили Карамзин и

Жуковский -- одушевители молодого поколения писателей. Они переселились

теперь в северную столицу. Около них начали между собою соединяться люди,

чувствовавшие призвание к литературе и понимавшие важность благородных

умственных занятий. <...>

Куда спешили Вяземский, Жуковский, Батюшков, Гнедич, Пушкин, там

же, между графом С. Румянцевым, Сперанским, Олениным, сидели Уваров,

Дашков, Блудов. Это самое общество раз в неделю, по субботам, собиралось на

вечер к Жуковскому. Сфера идей, тон суждений, краски языка естественно

согласовались с понятиями, стремлениями и умом лиц, соединенных в собрании.

Здесь и Крылов являлся как общий друг. Его практический ум и тонкое

соображение находили для себя много пищи независимо от приятного

развлечения, представляемого разнообразием гостей, любивших его одинаково.

Еще заметнее отдавался он игре своего остроумия и любезности по субботам у

Жуковского, где отсутствие дам, чтение литературных новостей и большая

свобода в отношениях развязывали его всегдашнюю осторожность. Между

лучшими русскими писателями, со времен Ломоносова до смерти Пушкина,