Шрифт:
сказать еще несколько слов о замечательных людях, с которыми я был там в
сношениях. Особенно я любил В. А. Жуковского, который ко мне был очень
расположен, вероятно вследствие того, что друг его, Авд<отья> Петр<овна>
Елагина, меня ему особенно рекомендовала. Чистота его души и ясность его ума
особенно к нему привлекали. По вечерам я встречал у него Крылова, Пушкина,
бар. Дельвига и других; беседы были замечательны по простоте и сердечности.
Сам Жуковский, хотя жил в Петербурге и к тому же при дворе, поражал чистотою
своей души.
<...> Зимою 1850--1851 года, когда жена моя с детьми проводила зиму в
Баден-Бадене, и я туда поехал в феврале1. Там я нашел В. А. Жуковского, с
которым я прежде был в сношениях довольно коротких, а в это время особенно
сблизился. Наши беседы были ежедневные и весьма продолжительные. Много мы
с ним гуляли и всего более говорили о ближайшем будущем для России; и он
меня в этом отношении весьма успокаивал, утверждавши, что наследник престола
(нынешний император) одарен значительным здравым смыслом, весьма добр и
исполнен благонамеренности. Все это вполне подтвердилось впоследствии. Для
большего меня в том удостоверения он давал читать мне собрание писем великого
князя к нему. Одно из них поразило меня своею дальновидностью и своим
изложением. Письма эти писались, как видно, без всякого приготовления; мысли
излагались по мере и в том порядке, в каком они приходили в голову, и в письмах
много было помарок. В упомянутом особо меня поразившем письме вот в чем
было дело. Жуковский писал к наследнику о том, чтобы побудить императора к
освобождению Иерусалима и ко взятию его под общее управление всех
христианских держав. Наследник ему отвечает, что он вовсе не разделяет мнение
своего наставника насчет того, что такое событие желательно. "Пусть враги
Христа, -- говорит он, -- оскверняют это священное место своими действиями; это
все-таки сноснее, чем осквернение его интригами и враждою христианских
держав; а это неминуемо при нынешнем положении католичества". Письмо это,
довольно длинное, проникнуто было замечательным здравым практическим
смыслом.
Жуковский с особенным удовольствием сообщал о своих предположениях
насчет устройства своей дальнейшей жизни. Он хотел поселиться в Москве2 и
предпринять разные литературные труды. Он расспрашивал меня о московской
молодежи, об университете, об Обществе любителей российской словесности3 и
высказывал желание и надежду содействовать к оживлению умственной
деятельности в Москве. Мы отпраздновали в Баден-Бадене день рождения (29
января) В. А. Жуковского {Насчет дня рождения В. А. Жуковского возникли в
последнее время недоумения и разногласия. В разрешение их сообщаю письмецо,
мною от него полученное.
"За 68 лет перед сим, т. е. 1783 года января 29, случилось, что я родился.
Нынче я праздную этот день с моими родными. Прошу вас у нас отобедать и быть
за моим семейным столом представителем России. Прошу и вашу супругу. Мы
обедаем в три часа ради моего тестя. Прошу вас отвечать, можете ли быть к нам,
– - преданный В. Ж."}, и я, по моим делам, должен был отправиться в Россию. К
великому прискорбию, не суждено было мне более с ним свидеться: он скончался
12 апреля 1852 года.
Комментарии
Александр Иванович Кошелев (1806--1883) -- видный деятель
славянофильства, публицист, мемуарист. К петербургскому периоду его жизни
(1826--1831) относится знакомство с Жуковским через семейство Елагиных-
Киреевских. Общение с поэтом возобновляется ненадолго в конце января 1851 г.,
перед смертью поэта. Запись об этой встрече в Баден-Бадене -- единственный
относящийся к Жуковскому эпизод в обширных "Записках" Кошелева,
касающихся больше социально-политической, нежели литературной жизни
России 1810--1880-х годов.
ИЗ "ЗАПИСОК"
(Стр. 443)
Кошелев А. И. Записки (1812--1883). Берлин, 1884. С. 31, 79.
1 Указанию мемуариста на пребывание его в Бадене в феврале 1851 г.
противоречат записи в его дневнике и письмо Жуковского к Гоголю от 1/13