познакомился с Эверсом, что свидетельствует его послание "К старцу Эверсу" и

примечание, в котором сказано: "писано после праздника, данного студентами

Дерптского университета".
– - Из самого послания видно, что он был на этом

празднике лично:

Там Эверс мне на братство руку дал.

Могу ль забыть священное мгновенье,

Когда, мой брат, к руке твоей святой

Я прикоснуть дерзнул уста с лобзаньем,

Когда стоял ты, старец, предо мной

С отеческим мне счастия желаньем?

Я узнал Жуковского или в конце 1813 года, или в начале 1814 и помню,

что он потом был в Дерпте, а стихи свидетельствуют, что это было в 1815 году.

Жена Воейкова А. А. Протасова, которой посвящена "Светлана". У них-то и был

Жуковский в Дерпте. После того, где сказано, что Жуковский прислал "Певца" к

Тургеневу, надобно было прибавить, что он его тогда же и напечатал. Это было 1-

е издание 1813 года. А в статье, кажется, смешаны два издания. Вот история

второго: императрица Мария Феодоровна, восхищавшаяся "Певцом", поручила И.

И. Дмитриеву напечатать его вторым великолепным изданием и отослать от ее

имени к Жуковскому бриллиантовый перстень. Вследствие этого, по письму

Ивана Ивановича, Жуковский прислал к нему рукописного "Певца", умноженного

именами военных людей, которых в первом издании не было. Алексей

Николаевич Оленин нарисовал прекраснейшие три виньета, которые были

отлично выгравированы; и в таком виде явилось в том же году второе издание.

Оно у меня есть. По поручению И. И. Дмитриева им занимался Дмитрий

Васильевич Дашков, бывший впоследствии тоже министром юстиции. Два

министра юстиции, настоящий и будущий, занимались изданием стихов молодого

стихотворца. Дашков писал и примечания к "Певцу", которые и доныне

печатаются с буквами: ДД. Но посвящение императрице: "Мой слабый стих

царица одобряет!", которое Жуковский прислал к И. И. Дмитриеву вместе с

"Певцом" и которое он хотел поместить в начале этого издания, государыня, по

скромности, не позволила напечатать; оно было издано уже после. Я сказал: "по

скромности", потому что так выразился мне об этом мой дядя. Но я скажу: "по

христианскому смирению", потому что в этом посвящении говорится о

благодеянии государыни сиротам и всем призреваемым и воспитываемым в ее

заведениях". <...>

В другом письме Дмитриев писал Погодину: "О Жуковском, однако, мало

пишут в журналах; но много врут! В "Библиотеке" напечатано, что он был

сотрудником Карамзина в издании "Вестника Европы", а у Карамзина никогда и

никого не было сотрудников! Так и видно, что нынешнее поколение начинает

свои литературные сведения с Лермонтова; что даже и Жуковский им уже не

знаком"22.

Признавая необходимость собирать материалы для биографии

Жуковского, князь П. А. Вяземский писал (из Дрездена, 19 ноября 1852 г.)

Плетневу: "И нам с вами хорошо бы это сделать. <...> С нами пропадут и все

предания. Они у нас на сохранении и должны быть переданы нами в сохранности

обществу и потомству, в надежде, что и у нас когда-нибудь да будут общество и

потомство". <...>

Комментарии

Николай Платонович Барсуков (1838--1906) -- историк, археограф,

библиограф -- не мог быть знаком с Жуковским. Материалы его многотомного

труда "Жизнь и труды М. П. Погодина" (СПб., 1888--1901. Кн. 1--22) --

дополнение к воспоминаниям не только Погодина, но и многих других

современников Жуковского. В этом труде имя Жуковского встречается часто, но

главные документальные источники (прежде всего дневниково-эпистолярные),

цитируемые автором, позволяют увидеть поэта в контексте русской общественно-

литературной жизни 10--40-х годов XIX в. Н. П. Барсуков в большей степени, чем

мемуаристы-друзья, очевидцы, показал Жуковского -- литературного деятеля,

участника и вдохновителя многих журнальных замыслов. Он сумел как бы

реконструировать на основе мемуарных источников еще одну грань его

творческой деятельности, и в этом безусловная ценность его "заочных