Необходимость отказаться от дальнейшего движения вперед и необходимость сосредоточения немецких сил указываются также в «National-Zeitung» в одной из статей, совпадающей еще более, чем приведенная выше, с мыслями, которые можно услышать в Версале. В ней (в № от 31 декабря), между прочим, говорится: «Очищение Дижона и отступление от Тура, ворот которого, как известно, уже достиг отряд десятого корпуса, быть может, дают указание на те намерения, которые можно считать определяющими дальнейший ход войны с немецкой стороны. Пожалуй, можно ожидать, что Франция после взятия Парижа откажется от сопротивления и подчинится германским условиям мира. Но нельзя на это рассчитывать с уверенностью, и поэтому необходимо иметь в виду и противоположный исход. Во всяком случае, тотчас же после падения Парижа не может явиться правительство, признанное всеми и поддерживаемое национальным представительством, с которым могли бы быть начаты переговоры о мире с достаточными ручательствами за его прочность. Если война будет продолжаться, то ее целью не может быть полное покорение такой обширной страны, как Франция. Пусть даже наши войска, как и до сих пор, всюду будут выходить победителями и будут уничтожать неприятельские силы – этого еще недостаточно. Дело будет еще заключаться в том, чтобы во всех завоеванных областях ввести новое гражданское управление и подчинить ему жителей. Уже в полосе между Ла-Маншем и Луарой наших войск едва доставало на то, чтобы повсюду поддерживать пути сообщения в полной безопасности, иметь надлежащий присмотр за местной администрацией в каждом городе и в каждой деревне, предупреждать изменнические нападения и собирать повсюду подати и неразлучные с войною повинности и контрибуции. Несоразмерное распространение этой сети не только превзойдет наши военные силы, как бы высоко мы ни ценили их, – мы не найдем в своем отечестве количество сил гражданского управления, достаточное для этой задачи. Поэтому, если мир не будет заключен в самом близком будущем, цель наших военных действий вполне ясна и может быть резко ограничена. Они должны иметь в виду некоторую определенную часть французской территории и занять ее так крепко, чтобы она была в наших руках и могла быть удержана нами в течение желательного для нас периода времени. Этой частью должны быть столица и лучшие провинции Франции с самым энергичным и воинственным населением. На ней, без сомнения, должны будут лежать все тягости и все издержки войны до тех пор, пока во всей стране не образуется мирная партия, достаточно сильная, чтобы вынудить к исполнению ее воли временных представителей власти. Занятая, таким образом, область должна иметь такие границы, чтобы военная защита их была незатруднительна. За пределами этой линии могут, конечно, происходить наступления с теми или другими целями, указываемыми минутой, но заранее не должно быть намерения переходить за эту линию на продолжительное время. А в тех областях, которые нужны Германии для обеспечения ее границ, должно в это время происходить слияние их с новым отечеством, не ожидая заключения мира».

Пятница, 6-го января. До вчерашнего дня холод был значителен; кажется, он доходил от 9 до 10 градусов ниже нуля. К нему присоединился еще туман, который в среду был особенно густ. Шеф почти всю неделю был нездоров. Только вчера и потом сегодня выезжал он в обеденное время на несколько минут. Гацфельд и Болен также хворают. И у меня слабость и нерасположение к работе начинают проходить только сегодня, быть может, вследствие достаточного сна в продолжение двух ночей, а быть может, и вследствие лучшей погоды. Туман, сегодня превратившийся в иней и покрывший ветви деревьев сверкающими кристаллами, уступил место прекрасной погоде и собирается даже исчезнуть над лесными холмами, лежащими между нами и Парижем. Итак, мы начинаем новую жизнь, так же, как и наши пушки, которые вследствие неясности горизонта в последние дни работали мало, а сегодня стреляют гораздо усерднее.

Прежде всего следует занести в дневник несколько заметок, которые опущены. В этом промежутке времени сюда прибыли член рейхстага Вагнер для работ в нашей канцелярии и барон Ф. Гольштейн, секретарь посольства, если я не ошибаюсь.

Между статьями, которые я отправил в последние шесть дней, находилась одна, которая рассматривала меры относительно возможности отвлечь от целей и потребностей немецкой промышленности значительное количество железнодорожных вагонов, чтобы доставить провиант к тому времени, когда голодный Париж наконец сдастся. Я назвал подобный проект вполне гуманным, но непрактичным и неполитичным, так как парижане, узнав, что мы со своей стороны заботимся о том времени, когда у них выйдет все до последней хлебной корки, вследствие того еще более продлят осаду. Не нам следует создавать магазины и изыскивать перевозочные средства для провианта, чтобы избавить парижан от опасности голодной смерти, а, напротив, парижанам следует избегать таких последствий своевременной капитуляции города.

Вчера я перевел для короля на немецкий язык два английских акта о потоплении английских кораблей с углем у Руана, которое было сочтено необходимым нашими войсками. Сегодня рано телеграфировал в Лондон сообщение главного штаба, что бомбардировка, которая уже три дня как направлена на форты восточной стороны, а со вчерашнего дня и на форты южной, идет весьма успешно и что потеря, испытанная нами при этом, незначительна. Вчера я был опять у офицеров сорок шестого полка, квартирующих на ферме Борегар и устроившихся очень комфортабельно благодаря мебели, привезенной из Буживаля. Сегодня в свободное время, после трех часов, вместе с Вагнером, который устроился неподалеку от нас, на углу rue de Provence и бульвара de la Reine, в нижнем этаже у какого-то француза среди множества картин, я посетил уже давно избранный мною наблюдательный пункт в Вилль-д’Аврэ, откуда мы смотрели на бомбардировку. Кажется, в Париже горит в двух местах, потому что поднимаются густые облака дыма.

Вечером читал депеши и проекты. Для доставления провианта в Париж принято в расчет две тысячи восемьсот вагонов немецких железных дорог; по этому поводу шеф энергически заметил, что это вредно в политическом отношении, то есть сознание парижских властей, что им предстоит воспользоваться готовыми запасами, когда у них уже все будет исчерпано, заставит их медлить со сдачей города.

Боншоз по желанию папы написал письмо королю Вильгельму, в котором высказывает желание мира, но мира «почетного», то есть без уступки территории, то есть такого мира, какой мы могли получить три месяца назад от Фавра, если бы шеф не предпочел ему «выгодного» мира. Принц Наполеон явится для посредничества в Версаль. Он весьма остроумный и любезный человек, но не пользуется во Франции большим уважением.

На лондонской конференции по вопросу о Черном море мы будем по возможности поддерживать притязание России.

Суббота, 7-го января. Теперь, уже в течение нескольких дней, наш дом охраняется стражей из числа светло-зеленых стрелков ландвера, уже пожилых людей с длинными бородами. Они, должно быть, превосходные стрелки. По побуждению Г., который предполагает, что в доме Одилона Барро в Буживале можно найти интересные политические документы, Бухер и я в это утро ездили туда в коляске. Погода была пасмурная и холодная. Туман опускался с неба. Сперва мы посетили Г. в Борегаре, чтобы узнать от него, где находится вилла Барро. Потом мы отправились дальше мимо различных укреплений: стен с бойницами, полуразрушенных сельских домов, заколоченной сельской школы и т. п., и спустились ниже Ласель-Сен-Клу, к тому месту, где широко раскинулся Буживаль с своей старинной прекрасной церковью. Проезжая через городок, можно было видеть только солдат, но и за окнами домов вовсе не видно было простых граждан, так как население вследствие последней или предпоследней вылазки вынуждено было удалиться. В средине городка, где на небольшой площади перекрещиваются две улицы и где находилась прусская стража, мы вышли из экипажа и отыскали помощника фельдфебеля, который приказал одному из солдат проводить нас. Прежде всего мы отправились мимо опустошенной аптеки, около которой стража охраняла вход в огромный погреб, открытый здесь несколько недель назад, и направились к огромной баррикаде, запирающей выход улицы к Сене. Она состоит из бочек и кадок, наполненных землей и камнями, а также из разного домашнего скарба. Затем мы отыскивали на узкой улице, выходящей к Мальмезону, тот дом, который был настоящей целью нашего путешествия. В этой улице было множество баррикад со рвами, так же как и в боковой улице, которая почти на средине первой поворачивает влево и выходит к реке. Даже и дома, все не обитаемые и отчасти поврежденные гранатами, были приспособлены для защиты. В них мало встречалось мебели. Мы обошли первые баррикады улицы, пройдя по доске, положенной из окна соседнего дома с левой стороны к двери другого, противоположного, над баррикадным рвом. Второе земляное укрепление мы обошли таким же путем. Там, где улица ведет к реке по мостовой, камни которой были вырваны, мы увидали третью систему заграждений и рвов, неоднократно описанную корреспондентами немецких и иностранных газет, так называемую музыкальную баррикаду, в состав которой входят не менее шести фортепиано. Но исследовать ее ближе не дозволялось. Вообще мы не должны были выглядывать перед галлами по направлению к Мон-Валерьяну, потому что они всегда готовы послать полдюжины гранат. Я увидал, наконец, через три или четыре дома маленький зеленый балкон, который по указанию Г. был отличительным знаком дома Барро. Но спереди мы не могли подойти к нему, потому что поставленная здесь стража никого не пропускала. Таким образом, мы должны были стараться проникнуть с задней стороны дома. Нам помогла в этом отношении узкая тропинка между домами и садами. В садах, расположенных сзади домов, стояла и лежала всевозможная мебель и между ней – испорченное кресло, обитое красным плюшем, размякшее от снега и дождя и обладавшее теперь лишь одною ногою. Здесь кругом были навалены книги и бумаги. После того как мы входили во многие дома, где везде царствовало полное опустошение, мы наконец нашли то, что мы искали. Дорожка через неглубокую канаву привела нас в оранжерею, а оттуда в библиотеку, состоявшую из двух комнат. В ней могло быть до двух тысяч томов, большая часть которых лежала на полках беспорядочными массами, что, быть может, было делом подвижной гвардии и вольных стрелков, которые до парижской осады опустошали окрестности города. Многое из находившегося там было разорвано или затоптано. При ближайшем исследовании мы нашли, что это была хорошо составленная библиотека; именно она содержала в себе исторические, политические и беллетристические произведения и несколько английских книг, но в ней не было того, о чем говорил Г.

Вернувшись на rue de Provence, я написал по указанию шефа две статьи. Между ними одна касалась заявления «Kreuz-Zeitung», представляющего запоздалое утешение по поводу прерванной бомбардировки.

Вечером министр опять обедал с нами. Слышно, что укрепление Рокруа досталось нам в руки и что саксонский министр фон Фабрице будет сделан генерал-губернатором обширной области, состоящей из шести департаментов. За чаем упоминалось о том, что обстреливание Парижа или, лучше сказать, его фортов началось и с северной стороны и приносит хорошие результаты. В Вожираре и Гренелле уже начались пожары, откуда, быть может, и поднимался дым, который мы вчера видели с холмов между Вилль-д’Аврэ и Севром. Кейделль полагает, что я должен был сообщить это шефу. В три четверти одиннадцатого я поднимаюсь к нему. Он поблагодарил, но спросил при этом: «Который час?»

– Скоро одиннадцать, ваше сиятельство, – ответил я.

– Скажите Кейделлю, – сказал он, – чтобы он приготовил записку для короля, о которой я говорил с ним.

Воскресенье, 8-го января . Утром послал телеграмму о победе при Baндоме и об успешном ходе бомбардировки и приготовил для «Монитера» указание на лживую хвастливость, с которою Федэрб второй раз приписывает себе победу над нашими войсками, тогда как он вновь вынужден был отступить. Шеф уже несколько дней как отпускает себе бороду. Дельбрюк припомнил за завтраком, что он в 1853 году был в Америке и доезжал до Арканзаса. После обеда у шефа был князь Гогенлоэ, чтобы сообщить ему сведения о ходе и успехах бомбардировки. Все это последствия жалоб.