Среда, 28-го декабря. Идет снег при умеренном холоде. Шеф не оставляет своей комнаты и сегодня. Он дает мне в мое полное распоряжение французское письмо за подписью: «Une américaine» от 25-го декабря на его имя. В этом письме говорится: «Graf von Bismark! Jouis-sez autant que possible, Herr Graf, du climat frais de Versailles, car, un jour, vous aurez à supporter des chaleurs infernales pour tous les malheurs, que vous avez causés à la France et à l’Allemagne». И это все. Трудно объяснить, какую цель имела писавшая это письмо.

За завтраком опять присутствовал Дельбрюк. Он убежден, что в конце концов и вторая баварская палата также одобрительно отнесется к версальским переговорам, как и северогерманский рейхстаг, решение которого по этому делу в течение нескольких дней беспокоило его.

Согласно французским газетам, почти каждый солдат германской армии неясно понимает обязанности, налагаемые на него восьмой заповедью. Объявление префекта Сены и Уазы указывает на исключения из этого правила, и даже весьма блестящие исключения. В нем говорится: «Публике поставляется в известность, что солдаты германской армии вновь отыскали следующие вещи: 1) В опустелом доме нотариуса Менго, в Тиэ, на углу улицы, идущей к Версалю и потом к Гриньону, – сверток с драгоценными вещами, который ценится в сто тысяч франков. 2) В Шуази-Леруа в оставленном жителями доме на rue de la Raffinerie, № 29, – также пакет с ценными бумагами. 3) По дороге из Палезо в Версаль – кошелек с двадцатью прусскими талерами и различными мелкими немецкими и французскими монетами. 4) В оставленном доме господина Симона в Аблоне – два пакета, содержащих в себе около трех тысяч франков. 5) В саду господина Дюгюи – ящичек с железнодорожными акциями и другими ценными бумагами. 6) В оставленном доме господина Дюфоссе в Шуази-Леруа, rue de Villier, № 12, бумаги ценою в семь тысяч франков. 7) В монастыре в Гэ – одиннадцать тысяч франков в ценных бумагах. 8) В доме, оставленном жителями на берегу Сены, у Сен-Клу, – пакет с ценными бумагами. 9) В оставленном жилище при Брюнуа – маленькие стенные часы (предмет, который мы, по уверению французских журналистов, особенно охотно берем с собою). 10) В саду дома, который вблизи церкви, на углу улицы между Вилльнев-Леруа и кладбищем Орли, – многие ювелирные вещи старинной и новейшей работы. 11) В саду около оранжереи Шато-Руж в Френе – молочник, золотые и серебряные вещи, ценные бумаги на предъявителя и др.».

Четверг, 29-го декабря. Идет снег. Довольно холодно. Министр остается в постели, как и вчера, но работает и, по-видимому, не слишком болен. Он заставляет меня телеграфировать, что первая армия, преследуя Федэрба, дошла до Бапома и что Монт-Аврон вчера уже перестал отвечать на наш огонь (его обстреливают тридцать или сорок орудий). За завтраком говорили о том, что в саксонской артиллерии вчера и третьего дня оказались четверо убитых и девятнадцать раненых.

После обеда переводил для короля депешу Гранвилля к Лофтусу относительно бисмарковского циркуляра по люксембургскому вопросу. Потом изучал акты. В половине октября шефу доставлена записка из Кобурга с предложениями о преобразованиях в Германии. Между этими предложениями находится, между прочим, восстановление императорского титула, и замена союзного совета союзными министерствами, и создание рейхсрата, составленного из представителей правительства и депутатов ландтага. Шеф ответил на это, что некоторые части предложений, изложенных в этом документе, уже давно начали осуществляться. Но он не думает присоединиться к идее союзных министерств и рейхсрата, потому что они могли бы быть вредными ввиду других нововведений. Из Брюсселя сообщается, что бельгийский король весьма расположен к нам, но не имеет возможности бороться с прессой своей страны, враждебной Германии. Великий герцог Гессенский высказался, что Эльзас и Лотарингия должны сделаться прусскими провинциями. Напротив того, Дальвигк, не расположенный к нам, как и всегда, желает, чтобы уступленные Францией провинции были соединены с Баденом, чтобы, таким образом, местности Гейдельберга и Мангейма могли послужить восстановлению связи лежащего на левом берегу Пфальца с Баварией. В Риме папа хочет принять на себя посредничество между нами и Францией.

Вечером я передал Бухеру собранные газетные известия о бесчеловечном и противном международному праву способе ведения войны французами. В десять часов шеф позвал меня к себе и сказал, лежа на софе перед камином и покрытый одеялом:

– Наконец он наш.

– Что, ваше сиятельство?

– Монт-Аврон.

Он показал мне письмо графа Вальдерзее, в котором тот сообщал, что это укрепление сегодня, после обеда, занято войсками двенадцатого армейского корпуса, причем там найдено множество лафетов, ружей и военных снарядов, а также много убитых. Министр прибавил:

– Хорошо, если там нет мины, если бедные саксонцы не взлетят кверху.

Я сообщил известие об этом первом успехе бомбардировки по телеграфу в Лондон, но шифром, потому что главный штаб мог бы быть недоволен этим.

Позднее канцлер опять прислал за мною, чтобы показать мне номер «Kölnische-Zeitung», воспроизводящий нападение венской «Tagesblatt», в котором говорится, что Бисмарк сильно ошибся относительно способности Парижа к сопротивлению и в поспешности, стоившей жизни сотням тысяч (отчего не сказать миллионам?), поставил слишком большие требования относительно мира. На это последовал ответ с нашей стороны, что никто не знает мирных условий союзного канцлера, так как он еще не имел случая официально высказываться о них. Во всяком случае, они вовсе не так тяжелы, как те, которые ставит общественное мнение Германии, требующее почти единодушно всей Лотарингии. Его воззрений на способность сопротивления Парижа также никто знать не может, потому что он еще ни разу не был в таком положении, чтобы официально высказать их.

Так же, как и днем, шло оживленное обстреливание из крупных орудий. То же продолжалось и ночью до двенадцати часов.

Пятница, 30-го декабря. Суровый холод последних дней все еще продолжается. Шеф, остерегаясь заболеть, остается в своей комнате, большею частью в постели. Рано утром по его приказанию телеграфировал о подробностях взятия Аврона, потом о позорном вознаграждении, которым пленные французские офицеры сманивались к побегу и нарушению своего слова, с официального согласия турской делегации. Далее я написал об этом предмете статью для немецкой печати и для здешнего «Монитера» следующего содержания:

«Уже неоднократно мы имели случай указывать на глубокое развращение, которое обнаруживается в представлениях о сущности военной чести со стороны некоторых государственных людей и офицеров Франции. Сообщение из надежного источника дает нам доказательство того, что мы не знали еще до сих пор, насколько глубоко и обширно распространено это зло. Перед нами находится официальное распоряжение французского военного министерства, и именно 5-го бюро, 6-го отделения, с надписью: «Solde et revues». Оно помечено «Тур, 13-го ноября» и подписано подполковником Альфредом Жеральдом, а также полковником Тиссие, начальником главного штаба 17-го корпуса, и удостоверяет, ссылаясь на предыдущее распоряжение от 10-го ноября, что все без исключения французские офицеры, которые находятся в плену у немцев, в том случае если они сумеют ускользнуть оттуда, получают денежную награду. Мы говорим, «все офицеры без исключения», т. е. и те, которые дали честное слово не делать попыток к побегу. Премия, назначенная за такой бесчестный поступок, равняется 750 франкам. Такая мера не требует комментариев. Она, вероятно, вызовет негодование во всей Франции. Честь, драгоценнейшее достояние каждого немецкого офицера, – долг и справедливость заставляют нас прибавить, и каждого французского офицера прежнего времени, – людьми, которых 4-е сентября поставило у кормила правления, считается предметом купли и продажи и даже за дешевую цену. Таким путем офицеры французской армии придут к убеждению, что во главе Франции стоит не правительство, а торговый дом, который ее эксплуатирует для своих целей, торговый дом со свободными понятиями о справедливости и приличии, подписывающийся Гамбетта и К°. «Кто покупает богов? Кто продает свое честное слово?»

Потом отправил еще небольшую статейку, в которой опровергается неверность, часто встречающаяся в «Kölnische-Zeitung» и в последнее время сделавшаяся особенно заметной ввиду депеши, отправленной союзным канцлером в Вену. В этой газете говорится: «С 1866 года мы принадлежим к числу тех, которые непрерывно обращают увещания то к Вене, то к Берлину отказаться от беспричинной зависти друг к другу и по возможности сблизиться между собой. Мы часто скорбели о личном раздражении между Бисмарком и Бейстом, которое затрудняет такое сближение», и т. д. В возражении было сказано: