Противника нельзя недооценивать. И Царевский (а Алексей уже успел подружиться с подъесаулом и знал его особый ум и находчивость) – он везде расставит дозоры, разъезды нас перестренут ещё задолго до моста. Поэтому, смотрите, чтобы во время переправы ни стремя, ни уздечка не звякнули. Копыта коней, надёжно, обмотать рогожей. Не доходя до моста пятиста метров – спешиваемся.

На конях остаётся лишь взвод хорунжего Выходцева. Вот вам, братцы, на смерть, в реальном бою, придётся идти.

– Как только я подам сигнал, следить внимательно, – и Алексей на удивление присутствующих, совершенно реально издал утиное кряканье, – вы, в конном строю, бросаетесь на мост, а мы, в пешем порядке, атакуем его охрану, прямо из прибрежных кустов.

– Перед этим – Вы, урядник Шестопалов, с казаками Тимофеевым и Платоновым, снимаете дозор слева, а Вы, вахмистр Плешаков, со своими орлами, справа. Если получится всё тихо – объединяйтесь, и под командой вахмистра Плешакова, с засады, вот в этой рощице, препятствуйте подходу главных сил эскадрона Царевского. Обязательно, хорунжий Трофимов, передайте им два «Льюиса», чтобы было чем сдержать натиск эскадрона. Там дорога узкая, только о двуконь пройти можно, огонь двух пулемётов будет убийственным.

Всё, о чём Алексей говорил сейчас, отрабатывалось в эскадроне за время его недолгого командования. Казаки с охотой и интересом выполняли смелые задумки молодого командира, а другие эскадроны лишь посмеивались над ними:

– И, пехота чумазая! Забыли о славе и удали казачества. Ползаете на брюхе, словно ящерки. Кому это надо?

И когда на одном из таких занятий поприсутствовал сам командир полка, даже он не скрыл своего изумления – на плечах каждого казака был мешок, весь утыканный ветками, травой. Зрелище было настолько непривычным, что даже его зоркий взгляд не заметил эскадрона, затаившегося у дороги, по которой беспечно, в конном строю, передвигался другой эскадрон его полка.

Словно лешие, дружно кинулись люди Каледина к строю, а ещё миг – держали всех коней, перепуганных и всхрапывающих от неожиданности, эскадрона есаула Еланцева, под уздцы.

– Всё, земляки, слезай с коней, вы все – убиты, – весело гоготали казаки Каледина, сдерживая дичащихся коней товарищей, а из карабины, зорким и страшным зрачком, смотрели в переносицу каждому всаднику.

Кошелев даже поёжился. Он зримо представил, что бы произошло в реальном бою, и на разборе учений хвалил Каледина и ставил его в пример всем офицерам полка.

А у самых отчаянных, заметил и это командир полка, ещё и лица были измазаны грязью, что придавало им вид устрашающий и грозный.

На такого же лешего был похож и сам командир. Единственное различие, чтобы казаки его всегда видели, на рукаве гимнастёрки была широкая красная повязка.

«Да, молодец Каледин, такой командир, действительно будет думать о сохранении бойцов. Но не любой ценой, а достижением победы в бою. Умница. Мальчишка ведь совсем, а постиг многое».

И от всего сердца вручил сотнику первую его награду в положении офицера – золотые часы от командира полка. С гравировкой.

Так произошло и сегодня.

Секреты вахмистра Плешакова и урядника Шестопалова, в которые были подобраны самые отчаянные и сильные казаки, без труда обезоружили дозоры у моста, и повязали их. Конечно, не обошлось и без того, чтобы кого-то и крепко при этом помять.

И, когда ошалелые казаки эскадрона Царевского, с фуражками во рту, вместо кляпов, лежали в кустах и только мычали, по сигналу Каледина, к мосту, выстилаясь в намёте, устремился взвод хорунжего Выходцева, никто не мог подать даже сигнала тревоги эскадрону Царевского, который додрёмывал свой утренний сон.

Только кони взволновались и затопали у временной коновязи. Дневальные, приставленные к лошадям, тут же были сбиты с ног и повязаны.

С лихим посвистом, от которого и кровь стыла в жилах, сверкая над головами шашками, на мост выскочил конный отряд Каледина, а три взвода, ведомые им, уже взбирались по насыпи и занимали оборону.

И когда спавшие казаки Царевского выскочили из палаток, всё было кончено, их под прицелом держали дозоры вахмистра Плешакова и урядника Шестопалова.

– Всё, братцы, руки, руки-то поднимите, а не то, – и Шестопалов, огромный, страшный, в балахоне с ветками, угрожающе повёл толстым стволом «Льюиса» вдоль растерянной толпы.

Успех был полный. Генерал Шаповалов, сдерживая сухой рукой норовистого дончака, не скрывал своего изумления и удовлетворения:

– Порадовали Вы, старика, сотник! И маститым командирам, да и мне самому, и в голову бы не пришёл такой маскарад.

И он заинтересованно оглядывал маскировку эскадрона. Сам ощупал мешки с ветками, которые капюшоном, нелепо, громоздились на голове каждого казака, даже потрогал пальцем грязь на лице у одного из них.

– Хвалю, хвалю и восторгаюсь! Вот, господа офицеры, как надо готовиться к войне. Не «уря!», за веру, царя и Отечество – и на гибель людей вести, а умением, смекалкой его побеждать.