Его взвод, во всём, был в полку на последнем месте и Кошелев, как командир полка, поставил вопрос ребром – или Жиленко выправляет положение дел, или ему придётся оставить полк.

И сегодня Жиленко, вдохновляемый Царевским, искал повод выместить своё зло на ком угодно, а увидев Каледина, мальчишку, в двадцать лет, в равном с ним чине, а как его слушают и доверили даже эскадрон во временное командование – прямо зашёлся от ярости.

С бутылкой в руках, качаясь на ногах, неряшливый и обрюзгший, он подошёл к Каледину и развязно сказал:

– Слушай, академик, а может – раздавим бутылочку лучше? Что ты эту ересь несёшь? – и он указал на доску, испещрённую таблицами, стрелами, расчётами.

Он качнулся на ногах и продолжил:

– Наше дело маленькое – гнать этих скотов в бой, а ты тут развил какие-то антимонии…

Умышленно ли, или спьяну – резко подавшись вперёд, он облил Каледина содержимым бутылки. И хотя брызги спиртного попали лишь на сапоги Алексея, он побелел:

– Милостивый государь! Даже если мне это будет грозить отлучением от службы, в коей вижу смысл своей жизни, я требую, чтобы Вы извинились. Публично. В противном случае – я вызываю Вас на дуэль.

Алексей и в эту минуту был спокоен, только жилка подрагивала у него на верхней губе, справа.

Он всегда помнил завещанное отцом – честь должна быть защищена немедленно.

Жиленко недоумённо посмотрел на Каледина:

– Ты, что, вызываешь меня на дуэль? – и он утробно захохотал.

Царевский жёлчно улыбался, стоя рядом и всё его поведение поощряло Жиленко на развитие конфликта.

Он покровительственно обнимал его за плечи, и ронял, вроде случайно, фразы:

– Да, эти фендрики не чтят заслуженных офицеров…

Не трусь, Серёжа, это он с виду такой ершистый, а возьмёт шашку в руки – маму звать будет…

Это была вершина. Весь зал оцепенел. И все в волнении смотрели на Каледина.

Алексей, побледнев, резко повернулся к Царевскому:

– Мне совершенно понятно, милостивый государь, что этот несчастный – лишь Ваше орудие мести. С ним, поэтому, я драться не буду. Вам же – готов дать удовлетворение на любом виде оружия.

Постояв мгновение, качнулся на носках и довершил:

– А чтобы Вы не прятались за спину этого опустившегося человека, – и Алексей отвесил чувствительную пощёчину Царевскому.

– Драться, немедленно драться, – заорал тот. На шашках! И не до первой крови, а до фатального конца. Мальчишка, сопляк, я научу тебя почтению к старшим.

– Я готов, господин подъесаул, – спокойно ответил Каледин. – Где и когда?

– Немедленно, сейчас. На шашках, я повторяю, никаких эспадронов. Это – для институток, – вскричал Царевский.

И посмотрев на настенные часы, щёлкнул, театрально, каблуками:

– Через тридцать минут. На опушке леса, за конюшнями третьего эскадрона.

– Мой секундант – сотник Жиленко. Честь имею! – и выскочил из зала.

Алексей, ох, уж этот калединский характер, повернулся к аудитории:

– Уважаемые друзья! Мы… довершим рассмотрение данной темы в следующий раз. А сейчас – я прошу того, кто поручится за мою честь и будет моим секундантом, подойти ко мне.

Добрые две трети присутствующих молодых офицеров встали в едином порыве:

– Я, я, я, Алексей…

Он поблагодарил всех и обратился к Тымченко, своему однокашнику:

– Уважаемый Владимир, я прошу тебя быть моим секундантом.

Тот молча встал рядом с Калединым и твёрдо положил свою руку на эфес офицерской шашки.

Через пятнадцать-двадцать минут они были на месте предстоящей дуэли.

Если Господь и создал красоту вокруг, то она была именно здесь. Словно напоминала тем, кто встретился в смертном поединке, что мир – величественен и прекрасен, в нём всё так гармонично и едино, и ничто, ничто не стоит этой красоты.

А может – чтобы тот, кто поспешно хватается за оружие, задумался, что он теряет, уходя из этого мира.

Величаво текла река. Могучие дубы, вековые, широко раскинули свои кроны; птицы, невидимые глазу, выводили такие трели, что казалось – это Господен вечный Храм, и в нём не могут царить человеческие низменные страсти, злоба и коварство.

Всё, всё вокруг располагало к торжеству жизни и к тому, чтобы все были едины и счастливы.

За Алексеем и Тымченко шли участники всего кружка. Нервно курили, выдвигали предположения, как избежать этой дуэли, так как все знали, что это – суд и неизбежная отставка для её участников.