Куропаткин поморщился:

– Голубчик, традиция. Они тут испокон веку. Служили в семьях офицеров. Воспитывали детей, учили их. Что же теперь поделаешь?

Каледин, в отчаянии, стал даже горячиться:

– Ваше Высокопревосходительство! Идёт война. И всё должно быть подчинено законам войны. Вы ни на кого не должны оглядываться, только Ваша единоличная и твёрдая воля может обеспечить целенаправленное устремление вверенных Вам войск к победе. Иначе – крах неминуем.

Уже первые сражения показали, что японцы дрались упорно, не упуская ни единого шанса к достижению победы.

Слава Богу, Куропаткин разрешил Каледину, на его усмотрение, действовать в боевых порядках войск, но просил при этом зря не рисковать и оставил полк в качестве своего резерва.

Именно здесь началась долгая и плодотворная дружба двух будущих выдающихся военачальников – Самсонова и Каледина.

Неистовый Самсон, как его любовно звали друзья за упорный и буйный нрав, сразу пришёлся по душе Каледину. Он увидел в нём родную душу по убеждениям, духовным качествам, желанию служить Отечеству истово и честно, беречь солдат, готовить их к выполнению священной миссии защитника Родины, упорству в достижении намеченной цели.

Прибыв в район расположения бригады Самсонова, который недавно получил генеральское звание, Каледин представился ему, как старшему по званию:

– Ваше Превосходительство, за честь почёл бы воевать под Вашим началом. Вместе. Мой полк – личный резерв Главнокомандующего, но действовать я волен по собственному усмотрению.

Самсонов, от радости, даже захлопал себя по бокам огромными руками:

– Слава Богу, давно мечтал о кавалерии. Мы тогда не дадим ни единого шанса узкоглазым. А самое главное,– и он крепко обнял Каледина, – о верном боевом товарище мечтал.

И, действительно, тщательно разрабатывая и твёрдо проводя в жизнь план каждой боевой операции, бригада Самсонова стала самой результативной во всей армии.

Каледин взял на себя вопросы разведки, сопровождения обозов с припасами и провиантом, отправлял добровольцев с пехотой Самсонова в тыл противника, где они производили расстройство его коммуникаций, уничтожали склады, разгоняли резервы.

И японцы сразу почувствовали силу и мощь действий столь необычного формирования – пехотной бригады, усиленной казачьим кавалерийским полком.

Казаки, как молнии, в специальных, под местность, комбинезонах – давнее и любимое детище Каледина, которые они пошили из японского трофейного обмундирования, обрушивались на врага всегда внезапно – и ночью, и средь бела дня, захватывали в плен офицеров, отбившихся от строя солдат противника.

В эти дни Каледин и стал свидетелем той сцены, о которой мы уже упоминали – успех действий бригады Самсонова оказал бы существенное влияние на ход всей армейской операции и враг был бы повержен.

Но Ренненкампф, командуя тоже бригадой, не пришёл на помощь Самсонову. И его богатыри, оказавшись один на один с многократно превосходящими их силами противника, вынужден был отходить, вынося с поля боя убитых и раненых – таков был неписанный закон, который Самсонов ввёл у себя в бригаде.

Тогда, в ставке Куропаткина, Самсонов и избил Ренненкампфа, накрепко завязав узелок ненависти и вражды друг к другу, которому суждено было развязаться лишь в ходе Мировой войны в Мазурских болотах, где армию Самсонова, уже умышленно, бросил погибать, одну, предатель и отступник Ренненкампф, но и это не отрезвило царя и он настоял на том, чтобы тот был назначен Главнокомандующим войсками фронта.

Это уже была не ошибка, это было значительно хуже её – это была глупость никчемного человека, государя России, который сам вёл себя, свою семью, всю Россию к фатальному концу.

После этой сцены, сидя в палатке с Калединым, который, впервые, от горечи, выпил целый стакан водки, Самсонов горько плакал, и всё говорил своему боевому другу, словно пророча:

– Алёша, родной мой, погибель России грядёт. И мы с тобой будем свидетелями невиданной катастрофы – Россию продают.

Если такие христопродавцы во главе войск, это же хуже измены. Они и ведут Россию к гибели.

Горько всхлипнул, размазал такие страшные и противоестественные слёзы на своём крупном лице, и продолжил:

– Попомнишь, Алёша, здесь мы в дерьме окажемся по уши. Алексеев, наместник царя на Дальнем Востоке, не авторитет для Куропаткина, он ему не подчинён. Стессель в Порт-Артуре его ни в грош не ставит.

Макаров, светлая голова, но ничего не успел с флотом предпринять, погиб. Его заместили таким же стесселем, который боится корабли в море вывести, поставил их на прикол.

Поэтому японцы и хозяйничают на море. А зачем тогда флот? Ты погибни в бою, но врагу нанеси урон, перережь его коммуникации.