Наверняка все на зрительских рядах смеялись, заметив мальчика в девчоночьем

наряде. И Джефф видел этот позор. И теперь расскажет всем друзьям, детям, которых Томми знал и любил, что он выступает в цирке в парике и розовых

кисейных юбках!

А может, это расплата за хвастовство? Может, он заслужил? Погрузившись в

самобичевание, Томми добрел до трейлера. Мать уже накрывала ужин.

– Ты опоздал, – нахмурилась она, потом прищурилась. – Томми, ты что, подрался?

– Нет, мэм, – он скрестил пальцы за спиной. – Ударился головой об… об угол

лестницы.

– И пальцы ты ободрал об угол лестницы, и губу тоже об нее разбил?

– Брось, Бесс, – сказал Том Зейн, мывший руки над раковиной. – Какой мальчик

растет без драк. Иди умывайся, Младший.

За ужином Томми почти ничего не ел, и от матери это не укрылось.

– Ты не голодный?

Пришлось снова соврать.

– Перехватил пару хот-догов в ларьке.

– Сколько тебе говорить, чтоб не набивал живот всякой дрянью, – рассердилась

мать.

– Ничего страшного. Поест позже.

Томми понял: отец решил, что он нервничает перед представлением. Он и

нервничал, но вовсе не в том смысле. Снова придется напяливать жуткий

розовый костюм и, одетым в девочку, выступать перед целым городом, перед

людьми, с которыми он учился в прошлом году. Пробормотав извинения, Томми

вскочил из-за стола и помчался за отцом. Нагнать его удалось только возле

клеток. Томми знал, что отвлекать отца перед представлением – последнее

дело, но слишком велики были боль и смущение. Он рискнул.

– Пап, можно спросить? Как ты считаешь… как ты думаешь, надо мной смеются

из-за того, что я переодеваюсь в девочку?

Том Зейн раскладывал и проверял реквизит.

– С какой стати? Артист одевается так, как ему говорят.

– Пап, – сказал Томми. – А мне… обязательно участвовать в балете?

Отец развернулся.

– Так, слушай сюда. Последние два года я только и слышу от тебя – трапеция, трапеция, трапеция. Теперь ты начал выступать и будешь делать то, что говорят, носить то, что дают, и не спорить. Разговор окончен, сын, я занят. Брысь!

И Том послушно ушел. Слова отца – артист одевается так, как ему говорят –

немного его утешили, но не смогли прогнать образ ухмыляющегося лица

Джеффа и звуки липкого шепота: будешь моей девочкой? Томми затошнило. А

отец даже толком не выслушал!

Оставался один человек, у которого можно было попросить совета, – Марио.

Интересно, согласился бы он нарядиться в розовый костюм, нацепить

фальшивые волосы и выступать с девчонками? Мысль была смехотворной, и в

животе от нее почему-то стало еще тошнее. Однако длинный темный фургон с

пламенеющими словами «Летающие Сантелли» по всей длине, где акробаты

переодевались перед представлениями, пустовал. Томми даже решился на

небывалую дерзость – проверить их семейный трейлер – но на стук никто не

ответил. Должно быть, они уехали ужинать в город.

Развернувшись, Томми побрел обратно в темноту.

Так нечестно! Папаша Тони обещал, что в Сан-Анжело он начнет летать. А

вместо этого он кривляется в балете, наряженный в розовые юбки. А все

школьные знакомые видят его девчонкой и отпускают грязные шуточки!

Томми уныло шел по заднему двору, не зная толком, что ищет. Две маленькие

девочки прыгали через скакалку. Клоун с разукрашенным лицом, сидя в дверях, взбивал волосы и оборачивал плоеный воротник вокруг шеи. Элен Бреди позади

большого трейлера – у нее было четверо младших братьев – снимала с веревки

длинный ряд белья, трико, пеленок и комбинезонов. Томми постучал в дверь

трейлера Марго, и та высунула голову.

– Привет, Том, ты рано. Хочешь взять костюм?

Он моргнул от света.

– Пришел спросить, как Бетси. Поправилась уже?

– Ну, она думает, что да. Я с ней не согласна. В чем дело, Том? Тебе нехорошо?

Заходи.

Томми вошел внутрь. Бетси была здесь, и Маленькая Энн тоже – сидела с

обмотанной полотенцем головой и ела бутерброд.

– Тетя Марж, – сказал он дрожащим голосом. – Дети в городе… все меня знают.

Я не могу выступать в девчоночьем костюме! Просто не могу!