связки. Был бы я на три дюйма ниже, скорее сам бы влез в чертов костюм, чем

подпустил тебя к манежу! Но ты подходящего роста и знаешь номер, так что

выметайся и иди туда, где должен быть! Иначе я тебя пинками дотуда докачу!

Томми открыл рот, но Марио сгреб его за плечо и тряхнул.

– Ни слова больше!

Однако отчаянная решимость победила, и Томми выпалил:

– Марио, подожди…

Разжав пальцы, Марио холодно сказал:

– До вашего выхода двадцать минут. Что?

А потом – совсем другим тоном:

– Эй… Томми, в чем дело, малыш?

– Марио… – Томми судорожно пытался удержать себя в руках. – Я хотел

спросить кое-что… Джефф сказал… сказал…

От воспоминаний перехватывало горло. Вдруг Марио не сочтет нужным слушать?

Отделается, как и все, легкомысленным: «Какое тебе дело до того, что они

думают?»

Но Марио стоял, сунув руки в карманы свитера, и смотрел на него

встревоженными глазами.

– Ладно, ладно, малыш. Что тебя грызет? Давай, скажи мне. Что случилось?

– Он сказал… Он так себя вел, будто со мной что-то неправильно. Ну, что я…

наряжаюсь в девчоночью одежду… выступаю в роли девочки… – голос снова

сорвался. – Он так держался, будто я девочка… на свидание звал… Каким-то

смешным он был… только было не смешно…

Продолжать Томми не мог.

В темноте выражение лица Марио оставалось нечитаемым. Он молчал, и Томми, охваченный внезапной уверенностью, напрягся. Потом медленно расслабился.

– Боже милостивый, – сказал, наконец, Марио почти шепотом. – Как я не

догадался. Вот оно что! Конечно, ты же именно в том возрасте… Ладно, слушай, Том. Ты знаешь, кто такой Шекспир?

Томми, ошарашенный неожиданным вопросом, осторожно выговорил:

– В школе что-то такое проходили. Кажется, писатель. «Гамлета» вроде бы

написал…

– Верно. А еще он написал такие слова: «Нет ничего, что было бы хорошим иль

дурным – но делает его сознанье таковым». Так скажи мне, ты чувствуешь себя

девочкой, когда надеваешь этот костюм? Тебе хочется быть девочкой?

– Вот еще! – возмутился Томми. – Ты за кого меня принимаешь?

– В том и дело. Ты тот, кем себя считаешь. Если ты надеваешь женскую одежду и

не чувствуешь себя женщиной – что ж, это всего лишь одежда. Вот если бы ты

вдруг ощутил себя в ней девочкой, тогда да, можно бить тревогу. А так, какое

кому дело, что ты носишь для шоу? Все, что делает мужчина, – мужественно. Или

ты считаешь, что для того, чтобы чувствовать себя мужчиной, надо махать

кулаками и крутить пистолеты, как Том Минкс?

Томми вдруг стало за себя стыдно. И в то же время будто гора с плеч упала.

– Тебе не кажется, что я похож на девочку?

– Нисколько! – немедленно откликнулся Марио. Они шли к сверкающему огнями

трейлеру Марго, и на мрачном лице Марио вдруг заиграла улыбка. – Ragazzo, в

тебе нет ни капли женственности. Ты не выглядишь, как девочка, не ходишь, как

девочка, не летаешь, как девочка – я начинал летать с сестрой, так что знаю, о

чем говорю. Тебя в жизни никто не примет за девочку, даже в этом наряде. Ну, разве что деревенщины с трибун. Но если тебе есть до них забота, то ты занялся

не тем делом.

То же самое говорил отец, то же говорила Марго, но почему-то именно Марио

сумел до него достучаться. Томми сделал долгий дрожащий вдох. Плакать уже

не хотелось.

– Иди, – велел Марио. – Твой номер ждет. Был бы ты двумя годами старше, заработал бы штраф за пропущенный парад. Если хочешь, чтобы к тебе

относились, как к артисту, Том, начинай вести себя, как артист. Иди… а еще

лучше, беги.

И Томми побежал. В трейлере царила суматоха. Куда ни глянь – девушки, шуршащие юбки, пудра и кисея. Он нерешительно вошел внутрь.

– Томми, слава тебе господи! – Марго будто бы и забыла, что он здесь уже был.

В мальчика полетела охапка розовой ткани.

– Возвращаться некогда, переодевайся в кухне.

Томми послушно отправился в кухню. Там, в тесном пространстве между плитой и

холодильником, он сбросил одежду и влез в костюм. Когда он вышел, завязывая

туфли, девушки исчезли в розовых всполохах. Бетси Джентри лежала на кровати

Маленькой Энн под старым кимоно и выглядела совсем крохотной. Ее лодыжка