горячо.

– О, это… это же значок со святым. Ты сам мне его дал.

– Будь я проклят. Наверное, он присматривает за нами обоими. Я был прав. Так и

думал, что с тобой… мне повезет.

Темные горящие глаза неотрывно смотрели на Томми. Так они стояли с минуту, и

ладонь Марио лежала у Томми на плече. Потом Марио вздохнул и улыбнулся.

– Беги, Везунчик. Твои родители наверняка хотят знать, не свернул ли ты себе

шею.

– Марио, ты волшебник! – прогудел кто-то, и Томми увидел стоящего перед

фургоном Ламбета.

За ним гомонила толпа не переодевшихся еще артистов. Все они, окружив Марио, рассыпались в поздравлениях, и Томми, не желая мешать его триумфу, ускользнул в темноту. По пути к родительскому трейлеру он услышал, как его

кто-то зовет, и остановился. Навстречу спешила Маленькая Энн в пальто поверх

костюма.

– Ты чего не сказал, что выступаешь с Сантелли? Слушай, по-моему, это была

подлая штука.

– Какая штука? Ты про что? Что я сделал?

– Не ты, Марио, – с негодованием воскликнула она. – Он что, даже не сказал тебе, что сделает это сальто и все испортит?

– Что ты несешь? – недоуменно потребовал Томми. – Вряд ли он кому-то сказал, кроме Анжело. Но он весь сезон пытался, все это знают. В чем дело?

– Теперь все так взбудоражены, что забыли, что это твой первый выход, – злобно

пояснила Маленькая Энн. – Новый гимнаст в труппе стоит небольшой шумихи.

Держу пари, он специально это сделал. Так зазнался, что ни про кого больше не

думает!

Томми взвился – пораженный, ошеломленный и лишь слегка обозлившийся.

– Господи, ты совсем без понятия? Тройное сальто, Маленькая Энн! Ты не

знаешь, что это значит? Да только два-три человека во всем мире его делали! А в

последнее время вообще никто. Разве что Барни Парриш – и тот разбился! Да

еще Джим Фортунати на Большом Шоу… а он выступает у самого Старра! И ты

считаешь, что они должны прыгать вокруг меня? Ты совсем с ума сошла!

Девушка отшатнулась, как от удара.

– Ну тогда извини, – гневно сказала она, развернулась и убежала к своему

трейлеру.

Томми шагнул следом: все же она была его лучшим другом, и он не хотел сердить

ее – но потом пожал плечами и остановился. Какая, в конце концов, разница? Он

вдруг задумался, видел ли его выступление отец.

Неделей позже цирк Ламбета закрывался на зиму. Томми выступал с Сантелли

каждый вечер и один раз появился на дневном представлении. Тройное сальто

Марио попробовал всего еще один раз. В последний день после дневного

спектакля, когда Томми помогал матери убирать в трейлере перед долгим

зимним перерывом, в дверях вдруг появился Марио. Томми бросился к нему.

– Мы уезжаем вечером сразу после представления. Вряд ли нам удастся

поговорить, вот я и решил попрощаться заранее, – помедлив, он положил руку

мальчику на плечо. – Где ты проводишь зиму?

– На зимней стоянке Ламбета где-то в Техасе. Город забыл. А что?

– Ну, на всякий случай. Может, рождественскую открытку пришлю или что. На

самом деле Папаша Тони велел спросить, – Марио, кажется, хотел добавить что-

то еще, но смешался: – Ладно, увидимся в следующем сезоне.

– Если тебя в армию не заберут. Кстати, почему ты еще не служил? У тебя

плоскостопие или что?

Лицо Марио окаменело.

– Или что. Ты задаешь слишком много дурацких вопросов.

– Эй, не сердись, – взмолился Томми.

– Хорошо, хорошо, – Марио пожал плечами. – Пойду я. А то Анжело бродит, как

раненый тигр, и волнуется, как мы доберемся до Калифорнии на таких

покрышках.

Его ладонь по-прежнему лежала у Томми на плече. Быстро тронув выпуклость, где был приколот под тканью значок, Марио что-то пробормотал по-итальянски, развернулся, взмахнул рукой и ушел.

Томми вернулся в трейлер. Бесс Зейн упаковывала в ящик сковородки и

кастрюли.

– Иди-ка помоги мне. Марио что-то хотел?

– Просто попрощался до следующего года.

Она глянула искоса.