– Наверное… – и умолкла.

– Мам, ты же знаешь итальянский?

– Когда-то знала. Немножко. Когда учишь музыку, набираешься того-сего. А

почему ты спрашиваешь?

Томми попытался вспомнить незнакомые слова.

– Tu sei… я не все услышал. Fortuna. И sventura.

– Уверен? Fortuna – это удача, везение. Sventura… ты точно разобрал? Это

проблемы, невезение. Что-то про хорошее и плохое везение, наверное. Марио это

сказал? Должно быть, какая-то пословица. Странно, что он не перевел.

– А, скорее всего он пожелал мне хорошего везения, а не плохого, – торопливо

пояснил Томми и приступил к работе.

Но на самом деле он уже сложил фразу в уме. Марио называл его Везунчиком

несколько раз. Однако сейчас он сказал: «Ты мое везение… знать бы, хорошее

или плохое».

Эти слова Томми носил внутри, как носил приколотый к изнанке воротника значок

– как талисман, сам толком не зная для чего.

Chapter 3

ГЛАВА 5

Ноябрьский ветер срывал с деревьев позднюю листву. Томми медленно

возвращался из школы. Солнце уже скрылось за горизонтом, и голые деревья

качались, как обвисшая сетка.

В маленьком доме, где Томми с мамой проводил зиму, светились окна. Отец жил

за пятнадцать миль, на территории зимней цирковой стоянки. Томми никогда не

понимал, почему мама отказывается там останавливаться.

На самом деле Том Зейн навещал семью практически каждый день, но все же

расстояние создавало странное ощущение, будто мир расколот на две части. И

эти пятнадцать миль были почему-то важны для матери. Толком не осознавая

разницы, Томми очень рано сообразил, что обсуждать это с мамой не стоит.

Гостиная пустовала, зато из кухни ползли вкусные запахи. Бросив книги в

спальне, Томми сел на кровать и принялся бесцельно ковырять пол кроссовкой.

Это была пустынная безликая комната с дешевой обстановкой, носящей на себе

следы многочисленных предыдущих жильцов. Чисто выметенный голый пол, белая тумбочка. Томми не стал привносить в комнату ничего своего, только

прикрепил несколько фотографий к ядовито-зеленым стенам. Большой

глянцевый снимок – Летающие Фортунати в цирке Старра – Марго Клейн

подарила ему два года назад. Марго знала эту семью, и внизу на снимке

красовалась подпись: «Марго от Клео, Лионеля и Джима. С любовью». Вторую

картинку Томми вырезал из журнала – это было размытое растровое

изображение человека в трико, ловящего трапецию в пируэте. Единственная

фотография, которую он смог разыскать. Фотография великого Барни Парриша, человека, выполнившего тройное сальто тридцать лет назад. Третий снимок

сделала Маленькая Энн на фотоаппарат, который ей подарили на День

рождения. Там, у подножия аппарата, стояли Марио, Анжело и он сам в рабочих

костюмах.

Уложив подбородок на руки, Томми разглядывал стену. Вот уже месяц он, надеясь войти в команду, допоздна оставался в школе играть в баскетбол.

Правда, на тренировках вокруг него реяла некая враждебность, но Томми списал

это на слишком живое воображение. Маленький рост не давал ему играть в

защите, зато он был быстр, проворен и всегда попадал в кольцо, так что

располагал всеми шансами надеяться на успех. Но сегодня днем, переодеваясь, Томми поднял голову и встретил взгляд тренера.

– Когда закончишь, зайдешь ко мне на минуту, Зейн.

– Да, сэр.

Томми быстро распутал шнурки, запихал кроссовки и форму в ящик и поспешил в

кабинет тренера.

Тренер Сеймур, невысокий, но крепкий и мускулистый, смерил Томми спокойным

нечитаемым взглядом.

– Ты хорошо играешь, Зейн, – сказал он, наконец. – Даже больше, ты, пожалуй, играешь лучше всех. Впрочем, ты, наверное, и сам заметил.

– Спасибо, сэр, – озадаченно ответил Томми. – Я слишком низкий, но я стараюсь.

– Присядь, Зейн. Как тебя зовут… Том? Послушай, Том, я составлял списки

команды и собирался занести тебя. Но обнаружил кое-что, чего раньше не знал,

– его голос вдруг зазвучал неприязненно. – Например… ты профессиональный

акробат, так?

– Кто вам сказал? – удивился Томми.

– Неважно. Твои родители работают в цирке, правильно? А ты появлялся на

арене в качестве гимнаста?