следующей неделе.

– На следующей неделе?

– Да. Сразу после Рождества. Зиму ты проведешь с ними. Поживешь у сестры

Анжело, она содержит семейный особняк. Будешь учиться, готовиться к сезону.

– Оставить маму и тебя?

– Да. Иначе, сказал он, к началу сезона ты потеряешь форму, и прежде, чем

восстановишься, пройдет половина тура. Он хочет получить наш ответ на этой

неделе. В противном случае им придется найти кого-то в Калифорнии.

– Ой, папа, пожалуйста! Я хочу! Я очень хочу поехать!

– В словах Тони есть резон. Они потратили на тебя много времени и теперь хотят

знать наверняка, могут ли на тебя рассчитывать.

– Но Томми! – вскрикнула мама. – Ты еще такой маленький! Тебе… тебе даже

пятнадцати…

Он подошел к маме и обнял ее за талию, чувствуя, как тонкое тело содрогается

от всхлипов.

– Мама… мамочка, не плачь, пожалуйста. Разве ты не понимаешь? Я так

старался. Сидел и думал, что надо тренироваться, а не отсиживаться вот так.

Если они возьмут кого-то другого, для меня все кончится, не начавшись.

Мамочка, перестань, я не смогу уехать, если ты будешь так плакать, а я должен.

Томми и сам уже почти плакал.

Бесс подняла голову. Глаза ее отсвечивали голубым, и на секунду Томми

показалось, что в зрачках полыхает пламя.

– Том-младший, – сказала она очень тихо. – Посмотри на меня. Сейчас же. Видит

бог, Том, это не игра. Ты в самом деле этого хочешь?

Он сглотнул.

– Прости, мама. Я понимаю, ты против. Но ты знаешь, что я в самом деле этого

хочу. И никогда ничего так сильно не хотел.

– Тогда, – ее горло подергивалось, – я больше не буду возражать. Делай, как

знаешь.

Отец встал и обнял их обоих.

– Хорошо, Том-младший. Ты вполне самостоятельный, у тебя есть голова на

плечах, и ты умеешь работать. Я видел, как ты тренируешься по собственному

почину, а в твоем возрасте это нелегко. Ты будешь ходить в школу, но в

следующем году тебе придется стараться самому, никто тебя за уши тянуть не

будет.

– Пап, да мне все равно, закончу я школу или нет.

– Но мне не все равно, – быстро возразила мать. – Обещай, Том.

– Мама, папа…

– Не обсуждается, – сказал отец. – Ты закончишь школу. Хоть как-то, но

закончишь. Сейчас без диплома никуда, а после войны будет хуже.

Томми склонил голову.

– Да, сэр.

Он по-прежнему не видел такой уж строгой необходимости, но сейчас явно было

не то время, чтобы спорить.

– И еще. Осенью из этого вышла неплохая шутка, но теперь они всерьез хотят

объявлять тебя как Томми Сантелли.

– Ну… – сказал Томми, – они все-таки Летающие Сантелли.

– И ты хочешь носить их фамилию? Не быть больше Томом Зейном-младшим?

– Ой, папа… – беспомощно протянул Томми, но тут же сообразил, что отец

улыбается.

– Хорошо, сынок. Вот тебе письмо от Марио, прочти. И подумай еще раз как

следует. Возможно, ты решаешь свою судьбу на всю жизнь. Если я напишу Тони, ты никуда не денешься. Контракт – это серьезный документ.

– Я хочу поехать, – убежденно сказал Томми.

Среди ночи он проснулся, вдруг неуверенный, сможет ли оставить родителей.

Серебристый лунный свет падал на стену, освещая фотографии. Память пришла

на помощь, и Томми видел лица ясно, как днем. Марио, Анжело и он сам возле

веревочной лестницы. Он помнил день, когда Маленькая Энн сделала эту

фотографию. Это был День ее рождения. И первый день, когда Марио смог

сделать тройное сальто на репетиции и не упасть. Правда, на обратном пути

Томми подал трапецию на долю секунды раньше, чем следовало, она ударила

Марио по локтю, рука онемела, и тому пришлось отпустить перекладину. Томми

чуть ли не волосы на себе рвал, понимая, что испортил момент триумфа. Папаша

Тони орал на него минут пять, время от времени прерываясь рявкнуть на Марио, затем в гневе ушел. А Томми спустился с аппарата почти в слезах. Марио, все еще

баюкая локоть, глянул с улыбкой.

– Расслабься, парень. Тебе надо подучить итальянский. Большую часть времени