– Меня зовут Влад, я копирайтер, я пишу буквы, – выпендрился довольно симпатичный парнишка в полосатой рубашке.

– А меня зовут Вера Шляпкина, но они зовут меня Кепкина, в общем, я дизайнер, – сообщила неземного вида девушка с пирсингом в носу и брови.

– Кепкина врет, она еще рисует круто! – добавил SOS.

– А Настя у нас вообще все может, – похвасталась Вера арт-директором, недоуменно взирающим на бутылку.

– Анастасия, можно вас попросить кабинет закрыть на ключ и дать мне внутренний номер Скалича:

– 301, – сообщила Горенко, закрывая дверь.

– Алло, Федор, это Марина. Я хотела бы попросить вас перенести наш с вами разговор на вечер и, в виде исключения, разрешить мне небольшой внутренний корпоративчик в отделе. Естественно, без последствий и шума. Я планирую свой отдел отпустить сегодня немного раньше. Благодарю вас.

Положив трубку, я выдвинула себе кресло, спросила про стаканы и стала ломать шоколадку, протянутую Верой.

– Для начала предлагаю заякорить обращение на «ты». Как вы поняли, я практикую самые дешевые способы вливания в коллектив, поэтому заявляю сразу все, что вы хотите, но пока не решаетесь спросить. Итак, я никогда не опаздываю и не терплю этого от других, жестоко уродую за подставы любого рода, матерюсь гораздо круче сапожника и не признаю никаких авторитетов. Ваши косяки – мои косяки, поэтому лучше не косячить – убью. Никакой наркоты, только алкоголь и только без последствий, если пришли на работу с бодуна – воды дам, но от работы не освобожу, а вот если с бодуна не пришли – уволю. На этой радостной ноте предлагаю выпить за знакомство! – сообщила я вконец охреневшим коллегам.

– Круто! – выдохнули хором Кепкина и Влад и первыми полезли чокаться.

Все мои новые подчиненные были разными, но, как уже было не раз в моей жизни, я вновь убеждалась, что творчество делает людей необратимо неземными. Тут очень важно проводить черточку между творческими людьми вне рекламы и рекламистами. Можно иметь дикий вид, ковырять в голове фломастером, шокировать окружающих странной образностью речи, но, в общем, надо отдавать себе отчет, что ты на работе. У нас Муза летает четко с 10 до 19, с перерывом на обед, за бабло и без задачи «стать нетленкой на века». Нам важно, чтобы вы купили то, про что Муза летала. Как написал гура всея Руси переходного периода, товарищ Пелевин, лицо которого невидимо, но подвиг бессмертен: «Творцы нам на хуй не нужны». Я когда-то согласилась с гурой, прежде всего потому, что в моем намонтененном опыте настоящие творцы, истинные художники, поцелованные боженькой, – это, прежде всего, социальные аутисты. Им нельзя жениться, рожать и т.д., о них должно заботиться государство, как когда-то было в Греции, иначе они наломают дров и судеб, потому как ничего, кроме того, чем одарены, вообще воспринять не в состоянии.

В моей профессии все эти размышления были пригодны лишь для пьянки под заглавием «Реклама как искусство». Пить можно было долго, пронзительно и ни о чем.

Так вот, мои нынешние коллеги были, безусловно, рекламными людьми. От московских «моих» отличались информационным голодом и некоторым отставанием в «фишках». Зато давали фору столице в силе желания все узнать. Это стало для меня открытием. Сидя в Перми, мало куда выезжая, ввиду несравнимых с Москвой зарплат, эти чудесные граждане впитывали как губки все новое, клевое, интересное и прогрессивное. Я подумала, что непременно и с удовольствием поучусь у них этой жадности, которую растеряла со временем, расслабившись в городе, куда все самое любопытное стекалось само собой.

Вискарь стал улетать без тостов.

– Марина, а ты, наверно, расстроилась, шо с Москвы уехала? – спросила чуть пьяненькая Горенко.

– Настя, не сочти за занудство, давай договоримся до «из» Москвы? Конечно, да, расстроилась, мой отдел расформировали, а все эти люди – очень клевые, – ответила я.

– Настько, вчи москальську, нею Ленін розмовляв! – чисто-чисто хохляцки вставил дизайнер Никита.

Все заржали. Горенко нисколько не обиделась и даже попросила:

– Марин, ты, если не трудно, поправляй меня, я слышу, ты чисто говоришь, – сказала Горенко, пытаясь сохранить жизнь букве «г».

– Считай, заметано! – кивнула я. – Обещаю максимальную корректность! Ну а вот сейчас, спьяну, предлагаю обменяться портфолио, естественно, я участвую. Чтоб никто не трясся, тянем номера. Моя задача – понять, кто что может, а ваша – не обосраться от любопытства, что же я за птица такая. Готовы? – выпалила я, понимая, что эффект расслабления у собравшихся сняло как рукой.

– Слушайте, в принципе грамотно, я считаю, – первым решился Влад.

– Та ради боха! – сказала Горенко. И я не посчитала корректным ее поправлять.

– Легко! – одновременно отозвались Кепкина и SOS.

– Ну а меня по их работам видно будет, я тут пятый год, – важно заявил Влад.

Мы все сгрудились у ближайшего монитора Никиты, сдав на стол носители – кто флэшку, кто диск. Нарвали бумажек, кинули их в вазу, перемешали и стали вытягивать номера.

Первой выпала очередь Кепкиной, работы были разные, но читались амбиции. Было понятно, что «захерачить и отмазаться» – это не про Веру. Там, где попадался «ручной» рисунок, местами было даже круто.

Второй выпала Настя Горенко. Я подумала, что ей придется учиться со мной жить, девчонка была цельным и довольно крутым арт-директором. Чувствовалась провинциальность, но, скорее всего, это были тени рук клиентов. Было видно, что она «тянула» вверх.

Настала моя очередь. Надо признаться, с этим номером я выступать любила. Портфолио было озвучено и представляло собой отфлэшованный ролик. Когда меня одолевали думы о бесцельно прожитой жизни, когда настроение было в стиле «Магнолия. Могу ли я. Говно ли я?», я частенько смотрела собственное портфолио и чуточку поднимала самооценку. «Ну, если такие люди считают, что я что-то умею (имела я в виду клиентов), то, наверное, я и вправду что-то умею!» – думалось мне в минуты слабости.