Я резко остановилась посреди улицы как вкопанная! А чего это мне Марик не звонит второй день?! И тут же улыбнулась сама себе. Марк знает меня давно и настолько хорошо, что молчит, давая мне возможность адаптироваться и самой выйти на связь. Я очень не люблю все эти пустые учащенные замеры состояния типа:

– Ну как ты там?

– За час ничего не изменилось.

И еще мне подумалось, что мой отъезд вполне может пригодиться Марику для попытки наладить личную жизнь, при мне это делать ему просто некогда. Я не «собака на сене» и давно поняла, что если у меня самой с Марком ни черта не получается, то его положительные качества наверняка способен по достоинству оценить кто-то еще. Мне просто лень было освобождать «свято место» каким-то искусственным путем, а вот Пермь вполне могла бы все решить. Марик давно и прочно заслужил у меня все мыслимые медали, кроме одной – я не смогла его полюбить. В причинах этого я много копалась, потом забросила лопату, а позже просто выключила внутреннего узбека, дабы не отягощать голову и не переплачивать психоаналитику.

Вернувшись домой и покормив Рюрика, я засела за ноут. Почта поразила обилием «нукаков». Первые шесть «ну как ты» были от московских коллег, три – от друзей, один, ежедневный, от Сергеича. Ольга, как всегда, была на высоте формулировок и образности – два листа ржачных подробностей ее очередного романтического приключения с неким бандеросоподобным существом, возникшим на выставке каллиграфии и растворившимся в утренней Москве после совместной ночи, полной огня.

Я отписалась от почты и стала серфить по избранному. Не помню как, позже буду пытаться вспомнить, но не смогу, в общем, в какой-то момент я вдруг решила посмотреть, а как сейчас поживают чаты. Когда-то, ужасно давно, я лазила по каким-то, ныне забытым, болталкам и развлекалась, материализуя людей оттуда. Ночи в интернете привели меня тогда к знакомствам с целой кучей кибердрочеров. Будучи сотрудником компании с жесткой системой, я пыталась подчинить логике и как-то объяснить такую ненависть ко сну у огромного количества народу. Мой случай был классическим – одиночество. Те, кто вызывал у меня интерес в чатах, скорее всего, тоже были «классиками». Я и в сетке умудрялась вести себя кое-как, попирая все неписаные законы – игнорировала албанский, обращение позволяла исключительно на «вы», словесными конструкциями злоупотребляла до того, что самой приходилось перечитывать. Я придуривалась по полночи, развлекая два континента, заходя под разными никами и играя то хозяйку трехглазой коровы из-под Припяти, то офицера-педика, то менеджера BTL– агентства под ником «Манька-промо-акция».

Но это было триста лет назад, без скайпов и прочего, на одной «аське», да и ту еще не сильно уважали тогда из-за высокой вирусной «пробойности».

Мне довольно быстро удалось найти какие-то старые адреса и убедиться, что жизнь в них по-прежнему есть. После пяти минут регистраций, я уже наблюдала вялые диалоги людей, находящихся в разных концах света и пьющих «кто на что заработал» в компании со своими мониторами. В моем нынешнем состоянии сидение у монитора вечером после рабочего дня обозначалось единственно верным старым недобрым диагнозом – одиночество. Как и тогда, когда я впервые залезла в чат, было совершенно ясно, что меня накрывает депрессняк. И даже если я все еще барахтаюсь днем и себе самой пытаюсь доказывать, что все неплохо, с наступлением ночи мне приходится сдаваться, пополняя контингент бодро стучащих по «клаве» – отряды прыщавых подростков, импотентов, неудачников, недоебышей, одиноких мамочек, быковатых непризнанных гениев и безумных программистов.

Единственное, что напрягало меня, это твердое знание прогноза на завтра – недосып, злость и красные очи. Все, что мне было решительно не нужно. Но, как нарик со стажем, я сказала себе, что один раз не считается, и расслабилась.

Через час почти неинтересной словесной перепалки с каким-то Nil-o-Nilпро кино в чате появился некто, знакомый большинству. Его ник был вопиющего синего цвета и писался как «Bora go!» Я висела на экране в скромном белом цвете под вывеской «Жан Поль Культур», что было продиктовано недавней покупки брюками Jean Paul Gaultier. Надо заметить, что читка французских имен вот таким половецким образом была подарена мне когда-то давней приятельницей Ленкой, презирающей все иностранные языки.

Первый диалог с «Bora go!» был, кажется, сплошной сицилианской защитой. Чем он меня зацепил, не помню, вероятно, вообще не цеплял, я и сама с этим справлялась вполне резво. Но жалом мы водили не по-детски, и к половине пятого утра уже полностью перешли в скайп, а около семи было решено разойтись на поспать, но только для того, чтобы прийти на работу и снова продолжить переписку.

Зачем мне все это нужно? Очень просто! Он читал мои книги, любил мои фильмы, ржал моим шуткам и шутил свои так, что я несколько раз будила попугая своим внезапным хохотом. Мы, как львы в саванне, шли на разведку соседних территорий. Как два огромных блошиных рынка, мы хвастались всяким детским антиквариатом из опытов. Он тоже любил норвежцев в книжках, он тоже смотрел когда-то короткометражки «Озона», обожал Гринуэя, любил всех модернистов в частности и моего Лотрека – отдельно. Он прошел все мои немудреные тесты на предмет выяснения того, а не робот ли он. Я обзывала его седеющей дояркой из колхоза под Краснодаром, студентом в очках с минус восемь, которыми можно выжигать, и даже сделала предположение, что он вдовствующий канадский заводчик кенгурей. В ответ получила два искрометных абзаца про себя, не оставляющих мне шансов. Той ночью мне показалось, что я вступила в переписку с самой собой. Мне подумалось, что это крайне любопытно, смотреть на мир моими глазами, не будучи мной. Мне вдруг захотелось узнать, а как это?

Усилием воли отключив себя от компа, я сидела, глядя в светлеющее окно, и улыбалась. Ну зачем я полезла в чат? Ну вот как теперь весь день не спать? Ведь наверняка «Bora go!» окажется каким-то идиотом, совершенно не совпадающим с уже нарисованной моим больным воображением картинкой! Да и кто сказал, что окажется, я ведь даже не удосужилась спросить – откуда он стучит по «клаве». Какая ж я дурилка картонная!

Весь следующий день предстал сплошным кошмаром. Я делала невероятные усилия, чтобы дотянуть до логического конца рабочий день и сделать все, что было нужно сделать. В скайп – ни ногой! Возвращаясь домой, я посетила какой-то внушительных размеров магазин и выкупила там скучающую, пыльноватую на вид бутылку сицилийского Corvo. Покормив Рюрьку, налив вина и устроившись на подоконнике, я позвонила Ольге, и мы дистанционно набухались под мой рассказ про вчерашний чат. Целью этого действа был поставлен скоропостижный пьяный сон, позволяющий избежать ночных бдений. Будучи абсолютной «совой», я враз меняла режим на вампирский и очень трудно возвращалась к нормальному.

К пятнице в офисе стала появляться видимость организованного процесса подготовки к тендеру. Женя быстро освоился в процессе «собрал – сдал свое – послушал чужое – раздал указания – назначил время нового сбора». Настя Горенко оказалась очень ответственным и инициативным человеком, отчего быстро заменила мою правую руку на себя. Кепкина постоянно чиркала карандашами на листах, пытаясь зафиксировать наши с Горенко размышления в рисунках. Мне стали придумываться отдельные моменты будущего проекта, и я подолгу засиживалась с Женей, Горенко, Владом и маркетологами. Скалич был идеальным, во все не лез, но по требованию материализовался быстрее Бэтмена. Мне было интересно, увлекательно, и звонивший Сергеич начал было даже ревновать:

– Тебя послушать, так там прямо сливки одни. Все равно с нашими масштабами не сравнить, – обиженно говорил Сергеич.

– Ой-ой-ой, Виктор Сергеич! А сливки и впрямь здесь, и совершенно одни! Собственно, вы своими руками их сюда и отправили, – наглела я.

– Мариш, ну я рад, что ты все еще шутишь, – отвечал мой добрый босс.

На вечернем пятничном совещании было решено начать сливать в СМИ некоторую инфу, что позволило бы нам подготовить себе нужное информационное поле и прицельно перестрелять те жалкие зачатки конкуренции, которые могли бы возникнуть, учитывая «шоколадность» бюджета тендера. Пиарасты, в количестве три, обещали к понедельнику подготовить все для «затравки» и мотивировать списки «громкоговорителей».