– Марина, простите меня, самолет задержали почти на час, это вам, – пробасил двухметровый мужик, одетый в совершенно желтую рубашку и абсолютно черные брюки. У него было лицо сложной архитектуры, сдающее в нем еврея, и глаза, исключающие скудоумие. На вид ему было чуть за сорок.

– А где на мне написано, что я Марина? – решила я отомстить за опоздание.

– Я разве ошибся? – на секунду Борис смутился, но тут же с подозрением посмотрел мне в глаза. – Не сочиняйте, Марина! И возьмите же цветы! – улыбаясь и вываливая мне в свободную руку букет, сказал он.

– Оля, меня тут какой-то двухметровый мужик похоронил под букетом, я сейчас воскресну и тебя наберу, ок? Да тут весь город такой! Целую, пока! – сообщила я своей трубке и отключилась.

– Я ненавижу, когда опаздывают, Борис! – сообщила я, усевшись в машину.

– Вы голодны? – проигнорировав мою попытку заставить его повторить извинения, спросил Борис.

– Пока не очень, но если вы знаете местные питейные заведения, то нет ли среди них такого, где был бы чешский абсент? – я решила вообще ничего из себя не строить и убить Бориса оптом своих противоречивых качеств.

– Есть такое дело, сейчас организуем, – ответил Борис, улыбаясь и искоса поглядывая на меня.

Наверное, все дело было в этой его улыбке. Или в нагловатой уверенности. Ну не в желтой же рубахе! Я вяло учила химию в школе и понятия не имею о том, что нужно смешать, но не взбалтывать, чтобы нормальная, в общем-то, видавшая многих бредов питтов, запретившая себе всякие там любовные потрясения, уже, как минимум, дважды Джульетта возрастом, вдруг начала понимать – в воздухе появился серотонин в недопустимой концентрации. Мне бы бежать из этой машины, а я уютно залезла с ногами на сиденье, скинув туфли, и подставила лицо ветерку в приоткрытое окошко.

– Марин… я не знаю, как сказать. Понимаете, я никогда еще не разговаривал так ни с кем. Это клево! – Борис попытался сказать что-то честное, но я его обломала.

– Угу, значит, я у вас первая, а говорили, не извращенец! – сказала я, уже жалея о сказанном.

– Я врал, – снова улыбнулся Борис. – А у вас перерывы от выработки яда случаются?

– Только на еду, – парировала я.

– Придется говорить с вами, одновременно следя, чтобы вы жевали что-то, – растягивая слова, произнес Борис.

Мы припарковались у небольшого ресторанчика. Внутри все было не очень ясно, заведение больше напоминало какой-то клуб, но музыка была необычно тихой. Борис чувствовал себя здесь совершенно свободно и кивал головой в знак приветствия так часто, что я стала бояться за его голову. «Естественно, матрешить незнакомых дам лучше всего в знакомых местах, это прибавляет значимости», – думала я, все еще не в состоянии принять свалившееся на меня внезапно, но ставшее уже осязаемым – Борис мне невероятно нравился.

Мы сели за столик с диванами, возник официант, и я озвучила свою любимую скороговорку:

– King of spirit40 мл, сахар не жечь, отдельно вода с листьями мяты и лаймом, отдельно лед.

– А мне вот так и вот так, – сообщил Борис официанту, водя пальцем по меню, и, откинувшись в диван, закурил, уставившись мне в глаза и улыбаясь.

– Переходим на «ты», потому что потом все равно перейдем, но я этого могу не запомнить, – в приказном тоне заявила я.

– Как скажешь, Жан Поль Маруся, а ты что же, напиться решила? – проулыбался Борис.

– В общем, да, так я скорее пойму, маньяк ты или нет, вот если напьюсь, а ты станешь вести себя неприлично, тут мне сразу все станет ясно, – скокетничала я.

– Где логика, Марина, где она?! Если ты назюзишься, то почему неприлично должен вести себя я, а не ты?

– Логика железная, потому что я в принципе себя неприлично не веду, пока при памяти, а если не помню, значит, этого не было! Понятно?!

– Слушай, я вот сказать тебе кое-что хочу, но никак не придумаю, как это сделать, чтоб ты и впрямь меня в маньяки не определила. Не поможешь? – Борис как-то странно посмотрел на меня.

– Не-а! На халяву никакого креатива! Сам выкручивайся! Это же ты что-то сказать хочешь, а не я. Я, даже если не хочу, все равно говорю, у меня характер гадкий, – ответила я, но уже понимала, что рот себе на этот вечер залепила бы с удовольствием.

– Гюрза, а не Маруся, – сосредоточенно сказал Борис.