Я была наивной, как все приборы 1970-1975 года выпуска – деталей много, от инструкции по сборке – мигрень, без 100 г не заработает. Ни о каких штурмах столицы ничего поведать не могу по причине того, что жить приехала к родной тетушке, любившей меня не меньше собственной дочери, так что все ужасы, вроде общаги, комнаты на троих и т.д., мне попросту неизвестны. Зато мне в полной мере обломились интереснейшие знакомства, творчество «Аквариума», мастерские художников, самые громкие спектакли, продаваемый за бешеное бабло «Сильмариллион» Толкиена и все другое, что только может быть любопытным дорвавшейся до информации юной особе. Возможность фарцевать и, следовательно, не брать денег у мамы, а наоборот, появилась у меня уже на первом курсе. Количество денег было неосознаваемым, именно поэтому, наверное, я в то время даже не задумывалась о необходимости покупки жилья, приобретая платье по цене комнаты в пределах Садового. Жить было где, а платья такого не было. Хрен ли думать?!

Непонятным образом мне удавалось сдавать сессии. После нелегального проникновения в профилакторий института, где жили мои немосковские одногруппники, распития лошадиной дозы пива и спуска по связанным простыням с третьего этажа за догоном под утро мы умудрялись припереться в институт, дыша в сторону, улаживать все проблемы с экзаменаторами, получать вожделенные зачеты и не быть отчисленными. А вечером того же дня повторять все вчерашнее, но уже на квартире у Катьки, чьи родители доверчиво оставляли дочку готовиться к сессии и уезжали на дачу.

Сейчас мне невозможно поверить в то, что можно не спать двое суток подряд и при этом помнить собственную фамилию. Со временем я непременно забуду даже Альцгеймера! А тогда сон считался крайней мерой, на него было очень жалко тратить время, потому что масса интересного могла произойти без моего участия, и я не простила бы себе этого ни за что!

Однажды мы долго собирались на чей-то день рождения, причем из восьми собравшихся только один дважды в жизни видел именинницу и утверждал, что она ясновидящая. Этой информации вполне хватило остальным семерым. Вместо 19.00 нам удалось добраться до подмосковной Малаховки в полночь. В чудом найденном доме продолжалась грандиозная пьянка, на террасе, укутанная в три пуховика, полусидела в дым пьяная хозяйка бала по имени Яся. Я решила, что светская беседа будет уместна:

– Яся, здравствуйте, меня зовут Марина! Яся, а правда, что вы ясновидящая?

– Вижу неясно, – ответило пьяное туловище.

Поскольку спальных мест на нашу компанию не нашлось, мы решили встретить рассвет хоровым исполнением нетленки Depeche Mode, которую, урабатывая пятерню об гитару, вдохновенно лабал один из наших по имени Коля. Пили самогон производства Ясиного дедушки, special for lady– разведенный с вареньем. Все были абсолютно счастливы.

В институте меня угораздило выйти замуж за подающего надежды белорусского еврея. От этого события никому легче не стало – ни евреям, ни Белоруссии. Мы стали жить в квартире его родителей, отчего со временем у меня сформировалась любовь к мужчинам-сиротам.

Вытащило меня из брака странное ощущение того, что еще чуть-чуть – и у меня вырастут яйца. Мы развелись.

Я работала много и весело. Дизайнерила все, что попадалось под руку. Сочиняла слоганы, писала какие-то легенды, училась у каждого, кто умел больше меня.

Второй замуж случился со мной после диплома. Я была влюблена по уши, летала по улицам и рисовала себе картины семейной жизни, в которой, о чудо, можно смотреть в рот родному человеку, который талантлив до безумия, умен и до бесконечности нежен. Два года ушло на понимание того, что он еще и жаден. Это было не только в детском смысле «не люблю делиться», это было шире и значительней – жадность на участие, на поддержку, на похвалу. Я сдалась и развелась. Второй синяк в паспорте приблизил меня к мысли, что с походами в загс нужно завязывать. Примерно тогда же я начала подозревать, что, кроме мамы, меня никто по-настоящему полюбить не способен, вероятно, не за что. Я перестала видеть смысл во множестве дамских заморочек. Кокетливая болтовня типа «ой, а что это за пупочка тут на компьютере» прекратила меня занимать окончательно. Последний развод застал меня в довольно просторной съемной квартире на Дмитровке, с попугаем Рюриком, с крутым компьютером, без работы, без денег и с головой, полной самых разнообразных дум. Поздно вечером, облазив все мыслимые сайты по трудоустройству, я набрала Ольгу:

– Привет! Я в полной жопе! Удивительная штука, Оль, иногда, попадая в жопу, кажется, что достиг дна, но нет – это просто очередная картонная перекладина между этажами! Оля, ну до чего ж порой слоены эти жопы?!

– Что мы можем сделать в этом анусе? – глубокомысленно вопрошает моя умная Ольга.

– Давай мне пятьсот баксов, я куплю пиджак и пойду по собеседованиям.

– Ок, но не больше, чем на месяц – ученики, учебники, училки, бла-бла.

– Договорились!

Через пару дней, ровно в 10.55, я сидела в приемной генерального директора крупного рекламного агентства и рассматривала свой свежий маникюр. Прошло минут десять, меня пригласили в боссий уголок. Будучи нагловатой особой с недюжим словарным запасом, я сразу же взяла в оборот сидевшего напротив дяденьку по имени Виктор Сергеевич. Мы проговорили больше часа. Я получила работу.

Надо признаться, что коллективы всю жизнь давались мне с неимоверным трудом. Еще со времени школьных характеристик я привыкла к формулировке «лидер», но на действительного лидера не тянула по половым признакам. Мне здорово везло на знакомства с сильными и мудрыми мужчинами, отчего, видимо, у меня и возникло впечатление, что успех – это очень мужская история. Я женщина, а значит, я – слабее.

С другой стороны, я никак и ничем не производила впечатления погибающей орхидеи, которую, блин, полить хочет всяк мимо идущий. Диагноз «не Барби» я получила в далеком детстве, гоняя с пацанами на великах и устраивая войнушки в подвалах. У женщин я успеха иметь не могла по определению. Для этого я была недостаточно скромной, абсолютно не уродливой и слишком умной. Это мне принадлежит рекордный по краткости срок объявления байкота всей женской части пионерского отряда – ровно через полчаса после заезда смены! Это меня пытались напугать избиением (огромное спасибо им, за «пугать», а не «избить») четыре дебелые старшеклассницы за то, что Пындрик из 8А в меня влюблен! Это меня после выхода на экраны «Чучела» прозвали Железной Кнопкой не столько за цвет глаз, сколько за колючесть характера. Помню, я тогда здорово парилась тем, что плачу гораздо чаще, чем она, но прозвищем гордилась.