Лысый мужик басил что-то в телефон где-то дальше и правее по коридору. Я потихоньку двинулась на звук и через пару шагов ощутила легкий запах табака. Остановившись, я прикинула, что если смогу закурить, значит, есть шанс выжить. Голова продолжала немного шуметь, но уже не вращалась вокруг оси, что дало мне основание двигаться дальше. Мужик стоял на балконе, я приблизилась к нему на безопасное расстояние и произнесла:

– Добрый день!

Он обернулся, невыносимо ернически заулыбался и попрощался с кем-то в трубке.

– Маруся, как вы себя чувствуете? По моим подсчетам, должно уже отпустить. Вы проспали почти весь день, а это лучшее лекарство, учитывая объемы, которые вы вчера осилили…

– Тихо-тихо, – перебила я. – Вот про объемы я пока не готова!

– Понимаю! Тогда, может быть, сладкого чайку? – бодро поинтересовался гражданин.

– Пожалуй… буду признательна также за краткий информационный дайджест, и, простите, мне действительно неловко, но… как ваше имя? – поинтересовалась я.

– Ну, это само собой, – засмеялся тип. – Меня зовут Марк, присаживайтесь, Клавдия.

– Почему вы меня называете всякими странными именами, – вяло поинтересовалась я, втискиваясь в кухонный стул.

– А это мы с вами вчера такую игру придумали! Вы очень веселились!

– Вот как? Ну, рассказывайте все остальное, Марк – обреченно вздохнула я.

Через пару минут мы ржали как кони, Марк, в отличие от меня, помнил все и сообщал подробности, сдабривая их своими комментариями. Безобидный вечер закончился на обучении мною курению какого-то спортсмена, отловленного среди гостей. Именинница с грязными танцами умудрилась к тому времени рассорить две супружеские пары, долбануться головой об кафель в туалете, где тут же уснула. Я же, беспрестанно требуя виски, успела провести коротенький литературный экскурс по норвежцам, уложить разрыдавшуюся от чувств подругу хозяйки вечера спать. Затем развела оставшихся прямоходящих, среди коих оказался и Марк, на ночную прогулку по Москве, во время которой пыталась уснуть на троллейбусной остановке. В этом состоянии Марк и пытался выведать у меня адрес доставки моего туловища, на что получил однозначный ответ: «Положите меня в кровать и отстаньте уже!» Приказ, собственно, был выполнен. Но вопросы все еще оставались:

– Марик, а теперь вы мне беспощадно сообщите, что делал мой чулок на люстре и чем закончились ваши попытки поиметь секас? – уставившись на бедного Марика, изрекла я.

– Мара. Отвечу по пунктам. Первое: вы сами метали одежду, что смог – я собрал. Второе: был послан «на хрен» и назван некрофилом, – грустно сообщил Марик.

– Класс! – довольно отреагировала я. – Мастерство не пропьешь! Марк, кроме смеха, мне реально стыдно, понимаете, обычно я так себя не веду. И спасибо вам огромное за всю эту возню со мной. Давайте вызовем мне такси, у меня дома голодный Рюрик.

– Вот-вот, вы и вчера все время про Рюрика говорили. А кто это, муж? – напряженно поинтересовался Марк.

– Не, ну вы здоровы вообще? Вы себя слышите? Вы действительно думаете, что у человека может быть муж по имени Рюрик? Блин, хотя было бы круто! – я мечтательно заулыбалась. – Но, увы, или наоборот, к счастью, Рюрик – попугай.

– Клавдия, как же мне с вами хорошо, вы ужасно смешная! – довольно изрек Марк.

Все дальнейшее было плавным развитием какого-то то ли романа, то ли сразу семейной жизни во всей красе. Марк – это надежно, как весь гражданский флот, это доброта и сплошной позитив, это отсутствие жлобства и наличие чувства юмора, это финансовые результаты нарастающим итогом и какие-то котировки. Но как же, блин, это скучно! Не могу я не пытаться взлететь! Икар я херов! А Марику нужна уверенность, барство, чтоб рощи зеленели, поля колосились, дети щебетали и чтоб жена была с пирогами и соленьями. А мне нужны стихи Веры Полозковой, Рюрик, работа моя невменяемая, страны разные и кисточки акварельные. В общем, мы с Марком состояли из абсолютно несовместимых ингредиентов, и после нескольких тягучих и сложных лет я была вынуждена сообщить ему, что пироги с соленьями – это не ко мне. Вот такой вот у меня скотский характер! И не надо у меня спрашивать, чего мне еще надо! Знала бы – ответила!

Марк всей моей ахинеи не верил, чем, естественно, бесил меня еще больше. Выбрал политику ожидания и был готов в любую минуту выяснять со мной отношения, чем, собственно, я и пользовалась, особенно в моменты залития зенок. Звонок про мой отъезд в Пермь явно удался и обещал бурное развитие событий. Я в принципе понимала, что поступаю не совсем красиво, но чувство беззащитности, образовавшееся в результате того, что ни хрена изменить я не могла, толкало меня к плечу надежного друга. И потом, Марк был одним из немногих мужиков, рядом с которыми у меня получалось быть самой собой и не бояться собственных слабостей.

В тот вечер все вышло как-то не по сценарию. Марк, естественно, приехал где-то через час после моего сообщения об отъезде. Был тих, на провокации не велся. Мы сидели на балконе и смиренно упивались вискарем. Марк рассказывал то, что знал о Перми, советовал что-то. Я смотрела на него и отчего-то думала, что вот даже Марику по фигу моя несчастная жизнь, даже он ничего не может придумать такого, чтобы все было по-прежнему. И тут он выдал:

– Мара, ты должна знать, что у тебя есть выбор. Я полагаю, что вне Москвы тебе будет нелегко, и дело не только в информационном голоде, дело в социуме, дело в кризисе. У тебя трудный характер. Поэтому нужно обдумать все варианты.

– Марк, Сергеич сказал, что второй вариант – это сокращение, извини за непарламент – хули думать? – начинала раздражаться пьяненькая я.

– Не злись, но есть не самый худший вариант – послать, наконец, к черту эту сумасшедшую работу, выйти замуж, родить ребенка. Мне кажется, это очень женская история.

– Маря, я чего-то не верю в эти вечные ценности… Честно. Я не верю в замуж, потому что уже была там и знаю, в этом нет ничего навсегдашнего, и жизнь учит не доверять, а проверять. С детьми вообще все странно: чужих я не люблю, на своих отваги маловато. Да и если у меня отнять интересное дело, я ведь заболеть могу. А налаживание коммуникаций между борщом и плитой – исключительно факультативное у меня, ты же знаешь.