Рисование шло успешно и бодро, общие контуры вычерчены на листах углем и сейчас мальчишки весело раскрашивали кожу, ясно понимая, что важно вовсе не сходство цвета, а точность взаимоположения. Мой приход погасил неуёмный гомон и вопли, но потом появилась переодевшаяся Фарис-Та и шум начался заново, должна же была моя сестра хоть ненадолго стать героиней, лично видевшей огромное войско, пусть даже и видела она только хвосты аралтанов...

Примчавшаяся жена напугала всех криками, что "Они летают", оказалось, что неожиданно сработала игрушка, которую я делал для младшей сестрёнки, заколдовав на полёт маленькое детское сиденье из кожи... Когда родители приехали в Город, малышка сумела своей мыслью поднять нас обоих в моём первом волшебном костюме... Тогда я и сделал ей сиденье, способное взлетать, но мысль двухлетней девчушки, почему-то заснула и не отдавала больше таких приказов... Сиденье год без пользы пропылилось среди игрушек... А тут... Сын вдруг взлетел и в пару, штурманом, мигом добавилась и его "тётя", быстро вспомнившая прелесть полётов и вскарабкавшаяся рядышком...

Летавшая под потолком парочка была насильно спущена на пол и устроила такой рёв, что поневоле пришлось усадить их обратно, только теперь я детей привязал верёвками... Безопасности такая сомнительная мера не прибавила, уже через несколько штрихов они перевернулись вниз головами и чудом не разбили себе черепа, за что я был предан анафеме и остракизму, а сиденье вынесено подальше от глаз, в мой кабинет.

Вскоре оттуда раздался грохот мебели и, пунцовый от стыда, выскользнул Фарлин, понявший, что и он может пользоваться волшебством не хуже малолеток... Венцом всеобщего полётного маразма стала Фарис-Та, нарисовавшая свои картинки, которую я застал сидящей на крохотном седле в момент отрыва ступней от пола, в паузе ожидания высыхания краски.

Поскольку картинки не были повреждены, я не стал сильно ругаться, только объяснил, что устройство по размеру должно соответствовать величине задницы. Она, решив не отставать в остроумии и воодушевлённая сегодняшними подвигами, заявила, что выданные Кайтару камни ничуть не больше, чем поверхность его штанов в соответствующем месте, что, однако, не мешает полётам. Откуда она узнала про кости, которые я выдал вместо камней, осталось загадкой.

Проблемы соответствий большого и малого докатились до ужина, вся семья была взвинчена и смягчил обстановку вечно спокойный отец, объяснивший, что завтра, видимо, будет дождь, вот дети и бесятся... Курьер из Велиры принёс секретный пакет, в котором сообщалось о передвижении войск врага в сторону нашей границы и рекомендации к принятию мер по её защите. День подготовки закончился.

Отец, костями почувствовавший изменение погоды, оказался прав. За это он напросился на участие в ненастоящем бою. Отправление по картинке сестры после её бешеного сопротивления по поводу домашнего ареста и требования равноправия полов, происходило под дождём, от штаба, где собрались все боеспособные единицы, снятые с дежурств, около сотни воинов, взявших запас шкур вместо палаток, еду и верёвки. Десяток девчонок -санитарок завершал парадный выход.

Переход длился несколько штрихов. Каждый входящий со страхом замирал на выходе и те, кто уже очнулся от страха, силой оттаскивали замершее тело в сторону, вбивая приказ отходить еще дальше. Пришлось увеличить площадку около камня, очистив склон от колючих кустов, что я мог бы сообразить сделать ещё и вчера.

Дождь на тропе шел вяло, в отличие от нашего холма, хассанов пока что не было ни видно, ни слышно, дав команду спрятаться под шкуры, я полетел смотреть ловушку. С эстетическим наслаждением маэстро добавил высоты стенок и продлил защиту на входе, замаскировав её под колючки. Сделав неловкий шаг назад, наступил на мягкое, с шипеньем сообщившее мне, что оно еще и живое. Разведчики Кайтара сохраняли маскировку даже в момент наступания на их тела каблуков начальника, поэтому я с щелчком приподнялся вверх и только оттуда извинился, чтобы не топтаться по живому, в ответ мне прозвучало ржание с мягко выраженной просьбой убраться подальше.

Это было единственное ранение с нашей стороны за сегодняшний день. Битва прошла скучно и привычно. Мне, честно говоря, было неловко бить беззащитных. Вся задача заключалась в вылавливании нового тела из гигантского аквариума и в переносе его к принимающим, которые быстро и деловито связывали руки, обшаривали одежду и обувь, привычно сваливая в кучу монеты, оружие и всякий мусор, луки шли отдельно, пользоваться ими под дождём было практически нельзя, сберегая тетиву, её сняли, а запас стрел немного не дошел до общей массы и стоял, спокойно пожевывая колючки и цветы аралтаньими губами.

Как всегда, лица передних до крови были разбиты о преграду, часть смельчаков лезла вверх по их спинам, что облегчало процесс переноски. После связывания ругательства прекращались, потому что каждый обезоруженный начинал понимать, что он уже не воин, а всего лишь раб, особенно, лишенный острого воровского ножа или просто заточенной стальной пластины, вытащенной из дырки в штанах.

Корзины возвращались владельцу после такого же тщательного обыска, расчёт был примитивно меркантильным, не тащить же нам за раба еду и одежду, которые помогут сохранить качество "товара". Конвейер работал бесперебойно, рёв по мере перекачки из ловушки на свободное место уменьшался и по брезгливому, безрадостному выражению лиц моих героев, я понял, что они себя таковыми не чувствуют.

Не было остроты схватки, драки, куража, удачного удара и боли от хотя бы небольшой раны. Точно также сейчас могли орудовать на обыске обычные необученные солдафоны и даже крестьяне из скадралов. Нечем было похвастать в будущем, даже количество обшаренных тел было примерно одинаковым. А самым гадким, для них, наверно, стало ожидание длительного перегона этого "скота" к месту продажи. "Старики" с горечью бурчали, что раньше была хотя бы казнь, бой на равных, в которой враг мобилизовался до конца и это было чрезвычайно жгуче, метки на рукавах не зря позволяли гордиться собой и своим отрядом... А тут...