Но он сдерживается. В любом проявлении чувств прячется опасность. Необходимо всегда быть холодным и жестким. Мягкость и сентиментальность – путь к провалу. А миссию надо выполнить во что бы то ни стало. Поль сам же внушил ему это еще при первой их встрече, более двух лет назад. А теперь он выглядит как побитая собака, словно позабыл собственные наставления.

Два года. Два долгих года, в течение которых он постигал все тонкости этого дела. И вот теперь он знает. Чего же больше?

Они покидают кафе, следуя установленному порядку. Сначала идет Поль; он – следом, отставая на десяток метров. Поль движется скорее медленно, будто бы без цели, своим кошачьим шагом, похожим на танец. Затем он внезапно останавливается возле машины, оглядывается вокруг и быстро ныряет в нее.

Теперь его очередь. Он сходит на проезжую часть и огибает автомобиль, врезаясь в транспортный поток. Проносящиеся мимо машины едва не задевают его. Дверца со стороны пассажира приоткрывается. Он распахивает ее настежь, со вздохом облегчения усаживается, закрывает дверь и пристегивается.

– Поехали, – тихо говорит Поль.

Он ведет машину очень внимательно и осторожно. Оно понятно: сейчас не стоит давать полиции повод их остановить. А, впрочем, уже не важно: они больше ничем не рискуют. Они оставили позади опасный квартал, пересекли окружную дорогу[13]. Теперь они вне Парижа. На лоне природы. По крайней мере, на лоне пригорода.

Наверное, место, куда они едут, – это какая-то запасная явка, думает он. Если бы речь шла о постоянной штаб-квартире Организации, Поль завязал бы ему глаза или сделал бы еще что-то, чтобы он не смог понять, где расположено это место. Ему очень хочется спросить об этом, но он сдерживается, ведь Поль предупредил его, что не будет отвечать на вопросы. Он догадывается, что Поль – не более чем посредник, всего лишь винтик в большом механизме, мелкая сошка; на самом деле Поль не знает ничего. И пусть он вначале думал иначе. Пусть сам Поль с первых дней пытался заставить его поверить в обратное. Доказательство: когда Совет захотел связаться с ним, он не передал свое сообщение через Поля, а только приказал ему доставить исполнителя, и на этом все.

Машина остановилась возле какой-то стройки, огороженной красно-белым забором. Поль заглушил мотор.

– Вот как мы поступим, – говорит он. – Я выхожу, иду к забору. Там есть лаз. Ты увидишь, как я это сделаю. Потом ты выходишь из машины и тоже идешь к забору. Как приблизишься к проходу, посмотришь по сторонам. На улице никого не должно быть, абсолютно никого. Если увидишь хоть одного человека, отбой. Продолжай идти дальше, или остановись перешнуровать свои шузы, все, что хочешь, но только не входи. Если же никого не будет, ты отодвинешь планку, как это сделаю я, и быстро, не оглядываясь, одним шагом войдешь внутрь, так, чтобы лаз сразу закрылся за тобой. И без глупостей, понял? Не нужно изображать туриста и просовывать сперва голову, чтобы посмотреть, что там. Ты отодвигаешь доску, входишь, а через секунду проход сам закрывается за тобой. Все ясно?

Очевидно, что он изо всех сил старается не упустить последние мгновения своей власти. Наверное, следовало бы осадить его, но какая разница?

– Ясно.

– Тогда пошли.

Поль выходит и огибает машину. Он идет, опустив плечи. Удивительно, до чего заурядным он сейчас выглядит. Почти жалким. Поль не глядит на него. Кажется, что какая-то сила не позволяет ему разделить радость своего ученика, его победу. Наверное, нелегко осознавать, что тот, кого ты создал, тебя настигает и обгоняет. Но такова логика действия, логика войны. Каждый на своем месте. Поль всего лишь инструктор, учитель. Не пуп земли, но такие люди тоже нужны. И, разумеется, когда он видит, что дело принимает неприятный для него оборот, он вынужден защищаться.

Поль, не торопясь, посмотрел налево, потом направо. Затем он надавил рукой на одну из красных штакетин забора, довольно высоко. Он точно знал, где надо нажать. Целая секция забора качнулась, и Поль исчез внутри. Мгновение спустя, планки вновь встали на свое место. Хитро придумано, похоже на тайную дверь во дворце из фильма про мушкетеров.

Теперь его очередь. Он выходит из машины, закрывает дверцу, стараясь действовать бесшумно. Направо. Налево. Никого. Он повторяет жест Поля. То же действие – тот же результат: проем открывается. Он ныряет в образовавшуюся дыру и слышит, как лаз захлопывается за его спиной. Наконец он проник в святая святых.

Здесь его ждет сюрприз.

Он-то думал, что за забором какое-нибудь здание. По крайней мере, стройка. Но перед ним пустырь, очевидно, давно заброшенный. Вспоротые матрасы, ржавые холодильники, густые заросли. По краям пустыря – какие-то строения без окон. В общем, глухое место, куда обитатели квартала, по-видимому, тайком вывозят свой мусор. Свалка.

Сразу налево – большая прямоугольная яма. Примерно метр на два. Дна не видно, но ее, должно быть, вырыли совсем недавно, потому что земляная насыпь возле ямы выглядит свежей, и из нее торчит лопата с длинным черенком, словно работа еще не завершена.

Прямо перед собой он видит Поля. Так близко, что чуть не подпрыгивает от неожиданности. Поль по-прежнему не улыбается. Теперь у него даже какой-то тоскливый вид. И немного опасный. Можно подумать, что он внезапно сошел с ума. В правой руке он держит что-то блестящее, похожее на маленькое зеркальце.

Неужели вход в конспиративную квартиру Совета может находиться среди этого хаоса? Он собирается спросить об этом Поля, как вдруг зеркало резко вонзается ему в горло. В ту же секунду, не прерывая движения и почти на одном дыхании, Поль сильно толкает его в плечо, и он летит в яму.