И все же, надо взять себя в руки. Он достиг того возраста, когда встречи, если не искать их намеренно, уже не случаются. Однако это его не сильно беспокоит: он заметил, что с какого-то времени его сексуальность стала угасать. Не влечение, нет, но потребность его удовлетворять. То, что раньше побуждало его вступать в связи, теперь лишь вызывает желание полюбоваться издалека, помечтать, и на этом все. Теперь он довольствуется фантазиями. Это началось вскоре после смерти Бенуа. Однажды Эммануэль ощутил себя не более чем призраком. Как будто тот, кого он видит в зеркале, кто моется в душе, одевается, кто сидит за обеденным столом, это не он, Эммануэль, а Бенуа. Наверное, так проявляется его скорбь – в отказе от собственного тела. Но каждый раз, когда кажется, что Бенуа вот-вот исчезнет, Эммануэль чувствует, что его рот наполняется слюной. Интересно, как объяснили бы психоаналитики этот прилив, которым отвечает его уснувшее тело.

Эммануэль долго наблюдал за тем молодым человеком в желтой куртке. Он обратил на него внимание еще на перроне в Венсене. Главным образом, из-за выражения его лица. Он выглядел так, будто только что узнал какую-то потрясающую новость. Казалось, он ничего не видит вокруг и полностью ушел в себя, как это бывает с очень старыми или очень больными людьми. Впрочем, он выглядел вполне крепким, хоть и слегка подволакивал левую ногу. Наверное, именно противоречие между его уверенными движениями и напряженным лицом привлекло внимание Эммануэля. Этот парень был одновременно беззаботный и сосредоточенный, безобидный и опасный. Эммануэль попытался подойти к нему поближе и, чтобы не терять его из вида, вошел в тот же вагон, что и он. Но, едва усевшись, Эммануэль забыл о нем. Он вновь вспомнил о нем только на следующей станции, когда, после фальстарта поезда, молодой человек быстро вышел. Хотя в тот момент он видел юношу со спины, Эммануэлю показалось, что в его облике произошла какая-то перемена. Но он никак не мог понять, что же изменилось. Это должно быть что-то очень заметное, очевидное, то, что бросается в глаза. Эммануэль подумал о загадке «Найди семь отличий», которую он пытается разрешить каждый раз, когда ему в руки попадается какая-нибудь газета. Две одинаковых картинки, на самом деле таковыми не являющиеся. Какую тоску испытывает Эммануэль, когда видит приписку: «Ищите разгадку в следующем номере»! А в нем уже проснулся азарт! Но за молодым человеком он наблюдал совсем недолго и не успел втянуться. Сразу же, как только за ним закрылись двери, Эммануэль о нем забыл. Полностью.

И вот теперь, вернувшись в реальный мир после короткого путешествия в страну НеЗдесь, он вновь подумал о том солнечном ангеле, за которым, возможно, ему стоило бы последовать. В его памяти внезапно всплыла картинка. Но относилась она не к вагону, а к станции. К тому, что предшествовало отправлению поезда.

Вдруг Эммануэль понял, почему. У молодого человека, который ждал на платформе, в руках была синяя спортивная сумка. Еще одна деталь, которая подчеркивала его атлетическое сложение и вступала в противоречие с выражением его лица. Да, точно, вот она, та странность, которую Эммануэль неосознанно отметил: когда парень выходил из поезда, при нем не было сумки.

Впрочем, все тут же объяснилось: сумка была здесь, прямо перед Эммануэлем.

Она стояла на полу, около одной из центральных стоек вагона, у ног пассажира в твидовом пиджаке, который сидел, закрыв глаза, с полуулыбкой на устах. Или с ухмылкой? Довольная улыбка или злобная ухмылка? Только профессиональные артисты могут одной лишь мимикой точно выразить любые оттенки чувств, думает Эммануэль. Люди, которых мы встречаем на улице, обычно остаются для нас загадкой.

Сумку, похоже, никто не заметил. Эммануэль говорит себе, что там вполне может быть бомба. Хотя сам он в это не верит, его так и подмывает закричать: «Берегись!», как это рекомендуют памятки по безопасности, развешанные практически повсюду. Просто для того, чтобы вызвать панику. В конце концов, это произвело бы больший эффект, чем те безобидные граффити, которыми он и его друзья наводняют город по ночам, чтобы немного расшевелить мирных обывателей. Но Эммануэль хорошо представляет себе, что будет дальше, когда все поймут, что в сумке нет ничего, кроме кроссовок и спортивных штанов. Им тут же станет стыдно за свой страх, и, чтобы избавиться от чувства неловкости, они, конечно, обратятся против того, кто поднял тревогу. Как они будут потешаться над ним! Насмешки – вот что пугает его больше всего. Как, без сомнения, всех учителей. Когда лектор поднимается на кафедру и поворачивается лицом к аудитории, в этот момент все что угодно лучше, чем насмешка. Выстрел, удар ножом. Даже бомба. Умереть, но не стать мишенью для шуток.

Эта навязчивая идея не оставляет его никогда, и именно она удерживает его сейчас. И еще, надо признаться, он испытывает некоторое сомнение, что его розыгрыш произведет желаемый эффект среди пассажиров в вагоне. Нет никакой гарантии, что начнется паника. Все-таки бомбы не встречаются в метро на каждом шагу.

Молодой человек поставил свою сумку, а потом ему пришлось спешно выходить, потому что он чуть не пропустил свою остановку. Он забыл сумку, вот и все. Может, там, внутри, есть какое-то указание на его имя и адрес? Эммануэль позвонит в дверь, и хозяин, восхищенный чудесным возвращением своих потерянных вещей, пригласит его войти. Ну, а там посмотрим.

Надо наклониться чуть вправо, протянуть руку, подтащить сумку к себе и поставить ее у своих ног. Эммануэль проделывает все это, стараясь действовать незаметно. Однако никто не обращает внимания на его маневры.

Три секунды…

Сандрин кажется, что перед ней забрезжила надежда: она наконец нашла объяснение. Поворот, съехав на который, они с Габриелем в итоге угодили прямиком в болото. Просто им перестало быть весело друг с другом. Со временем они стали воспринимать жизнь слишком серьезно. Из живых людей они превратились в персонажей, в маски. Конечно, они не переставали шутить и смеяться. Смеяться почти надо всем. Но в последнее время их смех стал каким-то тяжелым, рассудочным. Как будто каждая шутка содержала дополнительный тайный смысл, который непременно следовало разгадать. Будто они предвидели. Незаметно они стали слишком благоразумными, слишком правильными. В общем, они попросту постарели.

Но Сандрин поняла еще одну вещь. Если они с Габриелем и утратили что-то, то только не любовь. Она любит Габриеля, она до сих пор полна нежности к нему. Даже если им суждено стать невероятными долгожителями и прожить вместе еще сто лет, этот источник не иссякнет. И она уверена, что Габриель тоже ее любит. И будет любить. Словом, чувство они не потеряли, здесь сомнений нет. А вот что действительно ушло от них, так это непосредственность. Им следует вернуться назад. Им не нужно ни прощать друг друга, ни просить прощения. Надо просто вернуться назад и начать все с начала. Начать с начала.

Вместо того, чтобы продолжить путь с того места, где они остановились, Сандрин и Габриель должны начать совершенно новую жизнь. И здесь недостаточно будет перекрасить стены или сменить гардины. Им придется измениться самим.

Сандрин чувствует, что в ее душе расцветает улыбка. Впервые за долгое время. Ведь это редкость – настоящая улыбка. Она не имеет ничего общего ни с весельем, ни даже с наслаждением, удовлетворением. Улыбка – это не подъем чувств, а только зарождение, предвестие. Ее скрыть так же трудно, как краску смущения. Улыбка не только играет на губах, она также светится в глазах. Этими сияющими глазами Сандрин отыщет на платформе одного замечательного человека, которого она только что едва не потеряла. И который сейчас ждет, что она вернется следующим поездом. Он ждет, ведь правда? Да, он ждет.