Прекратив разговор, Тусет стал наблюдать за процессом приготовления пищи. В большой котел налили воды из кувшина, матрос порезал на куски соленое мясо, бросил его в кипяток, вслед за ним высыпал туда же полмешка пшеничной крупы и, приказав девочке помешивать варево, растянулся на палубе, положив босые ноги на платформу из обмазанного глиной кирпича.

Айри добросовестно мешала бурчащую кашу, то и дело переступая через ноги Гнута. Потом то ли случайно, то ли намеренно кусок каши, налипшей на ложку, упал тому на голень.

Сладко дремавший матрос вскрикнул и попытался вскочить, но, поскользнувшись, рухнул, звонко ударившись затылком, вызвав смешки товарищей.

На время обеда корабль лег в дрейф. Гребцы жадно жевали густо приправленную оливковым маслом кашу, заедая ее черствыми лепешками. Между лавок шныряла Айри с кожаным ведром и деревянной кружкой.

Матросы получили к каше по сушеной рыбине, а капитан сыр, изюм и маленькую амфору молодого вина.

Жрец не отказался от предложения Нарона и тоже выпил бокал.

После обеда он решил освежиться.

– Принеси чистое ведро, – приказал Тусет служанке, когда та отмыла миски от остатков еды.

– Где же мне его взять? – поинтересовалась Айри.

– Спроси у хозяина или у матросов, – посоветовал жрец. – И не забудь веревку.

После недолгих поисков девочка принесла кожаное ведро, из которого поили рабов, и кусок каната. Тусет снял длинную, белую одежду, напоминавшую женскую рубаху без рукавов, и остался в одной набедренной повязке.

Пока Айри вытаскивал из моря воду, жрец снял и ее, представ в первозданном виде. Невольно отводя глаза от сухого, старческого тела с многочисленными шрамами, служанка вылила воду на плечи и грудь келлуанина, потом подала длинное льняное полотенце.

Одевшись, Тусет велел ей развесить полотенце для просушки и пошел на корму. Нарон, глядя на улыбавшегося жреца, перевел взгляд на гребцов, в изнеможении лежавших на своих лавках, прямо под яркими лучами полуденного солнца. Один из них лежал на животе и, не переставая, кашлял.

– Корас! – крикнул он. – Где ты там прячешься, отродье пьяного дельфина и корасской шлюхи!

Откудато снизу послышалось ворчание.

– Я здесь, хозяин!

– Разверните парус!

У лестницы на корму ктото упал, громко выругался, потом появилось удивленное лицо, обрамленное аккуратной курчавой бородкой.

– Так ведь ветра то нет, хозяин?

– Палубу прикройте от солнца, тупица! – рявкнул Нарон и уже тише добавил. – А то у меня все спекутся на такой жаре.

– Мудрый поступок, – тихо проговорил Тусет. – Рачительный хозяин должен заботиться о своем имуществе.

Матросы ловко развернули парус, и он повис безжизненной тряпкой.

– Боаз, Давл, – продолжал отдавать распоряжения капитан. – Разверните реи!

– Сейчас, хозяин! – отозвался кормщик, закрепляя веревкой рулевое весло.

На измученных гребцов упала благодатная тень. Нарон довольно улыбнулся и тут же поморщился от долетевшего с палубы смрада.

– Эй! Хватит бока пролеживать! – крикнул он растянувшимся на палубе матросам.

– Чего, хозяин? А что делать? – откликнулись недовольные голоса.

– Дерьмо убрать у гребцов! – резко командовал капитан. – Воняет как невольничий рынок в жару.

– Вот еще, – тихо проворчал ктото из матросов.

– А ну заткнись, Давл! Не то я тебе язык в задницу засуну! – рявкнул Нарон. – Длин, дай ему скребок и корзинку, и пусть потом окатит палубу водой.

Надсмотрщик, подремывавший в тенечке, недовольно заворчал, поднимаясь с тощего матраса.

Ворча и ругаясь, нескладный рыжеволосый матросик стал сгребать с почерневших досок отходы жизнедеятельности рабов, стараясь, как бы ненароком, ударить их по ногам. Заметивший это надсмотрщик треснул его по спине рукояткой плети. Измученные гребцы наблюдали за этим с полным равнодушием.

Вода быстро испарялась с нагретой палубы, принеся рабам минутное облегчение. Солнце стало клониться к западу, и весла вновь ударили о воду, толкая вперед "Бороздящего стихию". Гребцы скрипели зубами, умоляя всех богов послать ветер.