– Кто?
– не понял альбионец.

– Юголландцы, кто же еще! Вселенная еще не видела подобных ублюдков...
– прошипела кардасианская разведчица.

– Сдается мне, - неуверенно заметил Хеллборн, - ты испытываешь легкий недостаток объективности. Не могу тебя осуждать, они ведь не считают чернокожих за полноценных представителей рода человеческого, но...

– Нет, не поэтому, - перебила его Намибия.
– Они мне за все время слова дурного не сказали. Даже косых взглядов с ходу не припоминаю. Не поэтому. Аристократы, этого у них не отнимешь. Но аристократы известны традицией часто забывать о присутствии своих рабов. Кто обращает внимание на мебель...

– Да-да, я понял, не надо банальностей, - нетерпеливо перебил ее Хеллборн.

– ...и тогда он становится сами собой, и показывает свое нутро... и...

– Можешь не продолжать. Я не первый день ношу юголландскую форму... шкуру... форму. Но справедливости ради, они не единственные в этой банде, - заметил Джеймс.
– Есть еще японцы, итальянцы, немцы...

– Немцы, конечно, - согласилась Намибия.
– В нашей Африке я с ними почти не сталкивалась. Что ты можешь сказать о немцах? Мне действительно интересно твое мнение. Ты ведь не только специальный агент, но и историк. Чем немцы этого мира отличаются от других?

– Конечно, историк, так я и получил эту работу, - пробормотал Хеллборн.
– Но этот вопрос следует задавать не историку, а психиатру. Психиатр лучше объяснит, в чем тут дело. Немцы... Немцы везде одинаковы, во всех мирах. Немцы считают себя невинной жертвой ненавистного мира, жертвой всеобщего заговора низших рас и неполноценных народов. Немцы не способны признавать свои ошибки. Мы могли игнорировать то, что происходило в Испании или Эфиопии, но в конце концов поняли из длинного списка собственных потерь - что значит смотреть в другую сторону. Люди доброй воли давно поняли, по ком звонит колокол, но только не германцы! Нет! Они по-прежнему следуют за своими богами войны, маршируют под звуки Вагнера, их глаза с восторгом устремлены на волшебный меч Зигфрида, и они знают подземные места тайных собраний, в существование которых ты можешь и не поверить. Германская мечта пробудилась к жизни, и немец в сверкающей броне спешит занять свое место под знаменами тевтонских рыцарей. Человечество ждет своего Мессию, но для немцев Мессия - это не Принц Мира. Нет. Это еще один кайзер... еще один фюрер... Немец от головы до ног - это бронированная пехота, производитель машин, у них и нервы, я думаю, другого состава. Шах! Шах и мат! Они были разбиты, оккупированы, поставлены на колени, репарации были растянуты на шестьдесят шесть лет. Они ничего не поняли и ничему не научились.

– Оккупированы, поставлены на колени, репарации...
– протянула собеседница.
– Здесь заключалась ошибка. Нельзя было унижать великую нацию.

– Конечно, - охотно согласился альбионец.
– Поэтому на сей раз никто ошибку повторять не будет. Их не будут унижать. Их просто уничтожат. До последнего грудного младенца. Вот увидишь, так и будет. My object all sublime - I shall achieve in time - to let the punishment fit the crime. Цель высшая моя - чтоб наказанье преступленью стало равным.

– Геноцид? Но это не наш метод. Это... какое-то карфагенское решение...
– неуверенно заметила Намибия.

– Вот именно! Прекрасное решение, смею тебя заверить, потому Карфаген не досаждает остальному человечеству вот уже две тысячи лет! Кстати, о Карфагене. Знаешь, где мы сейчас находимся?

– Я была уверена, что это пиратское гнездо какого-то берберийского султана, - усмехнулась принцесса.
– Но теперь догадываюсь, что это не так...

– И ты на верном пути. Две тысячи лет назад на этом берегу возвышался самый западный форпост Карфагена - не вашего, солдатского, а того, настоящего, древнего. Отсюда уходили корабли на дальний запад - к Оловянным островам, и дальше, в страну Лионесс и Хай Бразил... Уже достаточно рассвело. Можешь встать и обернуться. Как тебе этот красавец?

Пораженная кардасианка отступила на шаг, рассматривая массивное бронзовое чудовище, охранявшее древние ступени.

– Господи, я где-то уже его видела, совсем недавно... Это же... это египтянский сфинкс!

– Не совсем, - поправил Хеллборн.
– Египтянский сфинкс - это тело пингвина с головой саблезубого тигра. А этот - египтянский грифон. Тело саблезубого тигра с головой титаниса. Аватара альбионского бога войны.

– Как он сюда попал? Неужели карфагеняне заплывали так далеко на юг?!

– Никак нет, - покачал головой Джеймс.
– И, предупреждаю следующий вопрос - древние египтянцы не забирались так далеко на север. Они встречались на середине пути. Торговая фактория находилась где-то в Гвинейском заливе, возможно, на острове Аннобон. Только вряд ли финикийцы смогли заполучить статую египтянского бога в результате торгового обмена. Скорей всего, этот грифон когда-то украшал нос египтянской септиремы. Военный трофей. Это была одна из последних побед Карфагена. Потому что пришли римляне. Мавританский форпост сопротивлялся захвачику также долго, как и материнский город, но у этой крепости не нашлось своего Полибия или Иосифа Флавия, чтобы описать славную битву. Все, что осталось - это несколько строчек в средневековой мавританской хронике.

– Героев нет, о них забыли, кто их в сражениях заменит...
– прошептала погрустневшая Намибия.

– Когда грифон расправит крылья - не будет мира в Карфагене, - подхватил Хеллборн.
– Так оно и случилось. Давай поднимемся на следующий ярус. Вот еще один трофей с далекого юга -- альбионская химера. Тело броненосца, голова верблюдонта, крылья поморника.

– Мерзкая тварь, - содрогнулась девушка.
– В типично юголландском стиле.

– Ее придумали античные египтянцы...
– начал было альбионец.