– Миш! Что хотел? – сажусь на диван в детской.

– От тебя? Ничего.

– Тогда я пошёл?

– Дед–дед прислал?

Молчу.

– Я вот примерно знаю, откуда и как дети берутся. Но не понятно, «зачем». А самое непонятное, – откуда родители знают, что возьмется именно «он», который возьмется, а не «другой»? Или им всё равно? Лишь бы был? Тогда им какая разница, – есть я, вот я, – Мишка похлопал себя по груди, – или нет? Если им было всё равно, буду я или кто другой?

Сидим, молчим.

– Тут немного не так. Родители готовы любить любого того, кто родится. И они любят его до того, как он родился, поэтому рождается уже тот, которого ждали, любили и любят потом.

– Как же можно любить того, кого нет и не было?

Мой мозг, совершенно не готовый к такому повороту диалога, усиленно работает, ища выход.

– Вот скоро зима. Бабочек не будет. Но они же, тебе нравятся? Наступит лето, и они появятся, такие, какие нравятся тебе. И ещё появятся другие, которые тоже тебе понравятся. А сейчас их нет! Но они будут! Ты же представляешь, какие они будут? Вот такие они и будут!

– Да–а–а! До лета ещё долго!

Мишка замолк, о чем-то думая. Я пошел «к себе».

Папа встретил меня дерганьем подбородка вверх.

– Пока терпимо, – я сел на своё место.

– Значит «первый тайм мы уже отыграли»? – папа о чём-то думал и был похож на Мишку.

– Ноль–ноль!

– Слушай! Двадцать первый век! Неужели вы, ученые не можете придумать единую теорию, в которую бы укладывались все их вопросы на эту тему?

– Ученые, наверное, могут! Только она тут же устаревает. И требует доработок и развития. Они впереди теорий всех!

...Пап! А вот вам с мамой было по..., одним словом,–"как всем", кто родится, – я или кто-то другой? – я повернулся к папе.

– О, дал!

Для маразма, вроде, – молод ещё! Для ремня уже, вроде, – стар! Иди чай поставь, и чтоб я больше от тебя таких «дурацких» вопросов не слышал, а то не погляжу на возраст. Договорился! Договорился, – мы уже с матерью что-то не так сделали? Вот я и смотрю, что что-то не так мы сделали! Иди!

Правду говорят, «что старый, – что малый», – услышал я, покорно идя на кухню.

Есть такой зверь – кенгуру...

– Дед! А вот ты знаешь такого зверя – кенгуру?

Внук Миша зашел и «заскорлупонился» в кресло.

– Знаю.

Я разглядываю Мишу, насупившегося и явно чем-то недовольного.

– А этот… эта… кенгуру? Она в Австралии или и в Сахаре тоже живёт?

– Нет только в Австралии.

– А в Австралии на земле там песок, камешки всякие, травинки…да?

– Да.

– А, когда страшно, кенгурёнок с разбегу прыгает в «сумку» к мамке, а там могут быть уже его братья, сестры…? Так?

– Да, так. Кенгурёнок почти год прячется в сумке.

– А когда он уже запрыгнул, как считается – «он в маме» или он «в своём домике»?

– Думаю, что «в своём домике».

Почему-то говорю я.

– А кто в «сумке», которая на животе у мамы, убирается? Кто там пол после детей подметает? Песок там, который к лапам прилип, травку, камешки всякие…?

– Сложный вопрос. Не знаю.

Я подбираюсь весь, чувствуя какой-то подвох и используя дежурную формулу, перевожу всё на «стрелочника».

– Наверное, сам кенгурёнок. А кто ещё? Кто мусорит тот и убирается?

–…. Да…! Никакой свободы…, ещё и жарко там, да и тесно, наверное…

… Да и как там…? Без веника-то…?

Размышляет Миша, почему-то разглядывая свои руки.

– Действительно! – думаю я и почему-то тоже смотрю на свои руки

– Миша. Ты уж не жаловаться ли пришёл?!

Заходит мой папа и садится рядом с Мишей.

– Давай дружок, всё–таки договоримся, что перед тем, как зайти домой, ты во дворе вытряхнешь из кроссовок весь песок и камешки, снимешь носки, выбьешь из них пыль, а на крыльце переобуешься. Хорошо?

Папа пересаживает Мишку к себе на колени, «прибирает» рукой его выцветшие вихры, а сам поудобнее усаживается в кресло.

… Я, бросив работу, думаю про кенгуру и смотрю то на них, то на свои руки.

И мне ещё показалось, что у них недавно был какой-то «мужской» разговор.

Двойняшки

Петрович проснулся рано. Сквозь марево утра свет еле пробивался в комнату. В доме было тепло и тихо. Весна.

Давно уже не надо было просыпаться так рано. Скотину он уже не держал, кур тоже. Не надо было и на работу спешить. А привычка осталась. Что с ней делать? Он лежал и прислушивался к себе. Вчера чистил снег. Лопата была тяжелая от набухшего водой снега. Как-то неудобно повернулся и в спине в знакомом месте что-то щелкнуло. Когда появились эти периодические боли в спине – он уже и не помнил. Молодой ещё был. Так всю жизнь с ними и живет. Они то уйдут, то вернутся. Как-то уже даже привык к ним.