— Только тише. Не разбуди его.

Он на секунду замер и заговорил шепотом:

— Извините, мистер, но этот ребенок должен пойти со мной.

— С какой стати?

— Он не явился на сборный пункт, где формируется команда эсминца № 673. Мне приказано найти его и доставить.

— Интересно, вы обращаетесь с ним так, будто он скотина, отбившаяся от стада. А если мальчишка не хочет быть в экипаже этого корабля? Согласись, ведь это, несомненно, является единственной причиной его побега.

Кибер направил свои окуляры на меня:

— Может быть, вы и правы, мистер, но я должен выполнить приказ. В остальном — пусть разбираются люди.

Робот повернулся и сделал шаг в сторону Жана.

— Одну минутку, подожди, — сказал я ему вдогонку.

Кибер остановился и снова обернулся ко мне:

— Да, мистер?

— Этот парень останется здесь, потому что он является членом экипажа моего линкора.

Я спроецировал в воздухе изображение моего удостоверения. Робот, изучив картинку, возразил:

— А мой приказ? К тому же этот мальчик уже приписан к команде другого корабля.

— У меня приоритет в комплектовании экипажа, — я махнул рукой. — А все остальное ты можешь утрясти сейчас же, связавшись с командованием.

Кибер не двигался где-то полминуты — разговаривал с центром. Затем он ожил:

— Пусть будет по-вашему, мистер.

— У меня еще одна просьба.

— Слушаю, мистер.

Я показал на Жана:

— Ты можешь перенести его в авиетку так, чтобы он не проснулся?

— Да. Но зачем вам это?

— Ты все равно не поймешь. Перенеси его.

Кибер выполнил приказ и бережно отнес Жана на заранее раздвинутое мною сидение. Мальчик зашевелился, но не проснулся. Робот быстро смылся. Я осторожно залез в свою авиетку, поднял ее и направил над соснами, шумящими под ночным, звездным и безлунным небом, к дому.

* * *

Птичий щебет наполнял летнее утро. В столь ранний час хорошо посидеть на подоконнике, разглядывая просыпающийся мир. Прямо под моим окном (я тогда жил на первом этаже) в глубь леса уходила дорожка, взбитая в пыль ногами многочисленных прохожих. Сегодня никто еще не выходил за территорию, и проселок оккупировали воробьи. Они барахтались в уже нагретых солнцем ямках, растопырив перья и смешно загребая крыльями, словно пловцы кролем.

Сзади меня, в глубине комнаты, громко щелкнул пищевой автомат, сигнализируя, что завтрак готов. Я спрыгнул со своего насеста и направился к столу, случайно зацепив неловким движением табуретку, которая с приглушенным стуком упала на пол. Прошипев, я восстановил порядок и взглянул на еще спавшего Жана. Сон мальчика был тревожным — одеяло почти что сползло с кровати. На мою возню он отреагировал, дернув ногой, окончательно сбросив его. В ярком солнечном свете я заметил, что конечности Жана, кроме правой руки, были двухцветными. Повыше коленей и левого локтя начиналась более светлая, еще не загоревшая кожа. Это в какой-то мере пролило свет на особенности поведения моего гостя — паренек страдал раневым синдромом. Я подсел к мальчику и похлопал его по голой спинке:

— Давай-ка вставай. Хватит спать. Уже семь часов.

Реакция на мое прикосновение была бурной. Жан с силой оттолкнулся руками от матраса, резко подался назад, слегка стукнувшись при этом плечом об стенку, неестественно подогнул ноги и уселся на постели, хлопая широко раскрытыми глазами. Я покачал головой:

— Ну, дорогой мой, нервишки у тебя, однако, никуда не годятся.

Пока я хлопотал над завтраком, мальчик поднял с пола одеяло и накрылся им. По выражению лица было видно, что он вспоминает события, произошедшие с ним вчера. Глаза Жана постепенно наливались слезами. Я нагнулся к нему и провел ладонью по щеке мальчика:

— Не стоит горевать. Тебя уже не заставят идти на тот злополучный эсминец. Ты зачислен в мою команду.

Он замер и недоверчиво посмотрел на меня:

— Вы говорите правду, мистер?

— Что за вопрос? Конечно! А зовут меня Фобос.

Жан еще не до конца поверил в такой счастливый исход своих мытарств, однако, во время еды он окончательно пришел в себя, совсем отогнал мрачное настроение и даже пару раз улыбнулся.

Немного погодя я расспросил паренька о его биографии. Ничего особенного в ней не было. Он воевал сначала на 61 Лебедя, затем в системе Вольфа 359 и, наконец, получил тяжелое ранение на подступах к эпсилон Эридана. Осторожно подбирая слова, чтобы не спровоцировать новый приступ слез, я осведомился о причинах категорического отказа проходить службу на шестьсот семьдесят третьем эсминце. Насколько мне стало понятно, им должен был командовать некто Щегол, с которым Жан уже встречался на Эридане. Именно там случилось нечто такое, что заставило мальчика возненавидеть своего будущего командира и не подчиниться приказу.

Окончив процедуру официального знакомства, я отпустил Жана собирать вещи, но продолжал думать о нем, теперь уже операторе моего линкора. Во-первых, у меня сразу же появилось желание поругаться с кем-нибудь из медицинского центра. Тамошние девочки в последнее время подхалтуривали и не осуществляли полный комплекс восстановительных процедур. Конечно, тут имелись объективные причины — резко усилился поток раненых, но не произошло ни расширения штатов, ни хотя бы поднятия зарплаты до уровня, соответствующего повысившейся нагрузке. Медперсонал грозился принять меры вплоть до забастовки, но пока все оборачивалось лишь снижением качества обслуживания. И Жан — яркий тому пример. С мальчиком не поработали невропатологи, а разве можно выпускать в космос оператора с расшатанной психикой? Это весьма чревато...