— В букет цветов можно прятать записки, послания. У нас содержится важный государственный преступник. Если она убежит, то это будет стоит нам наших голов.

Результатом этого совещания явилось то, что маленький Билл предстал перед компанией представительных джентльменов, среди которых выделялся внушающий страх комендант Тауэра собственной персоной.

Билл был слегка напуган, ему передалась тревога отца, который поджидал его снаружи, пока Билл стоял напротив стола, где заседали джентльмены.

В мозгу у маленького мальчика засела одна мысль: «Я не должен выдать, что вместе с букетом цветов передавал записки». Лорд Роберт особенно настаивал на этом. Они сердились именно поэтому, но он им ни за что не скажет. Он должен помнить, что лорд Роберт не хотел этого, и он не станет обращать внимания на то, как сильно сердятся эти джентльмены, раз уж он сделал то, чего хотел лорд Роберт.

Он стоял, широко расставив ноги, лицо выражало твердую решимость, и он помнил, что он — друг лорда Роберта.

— Итак, мой мальчик, ты приносил принцессе цветы, верно?

— Да, сэр.

— Где ты брал эти цветы?

— В нашем саду. — Это было правдой, цветы действительно были из сада.

— Теперь послушай, мой мальчик. Кто-нибудь из заключенных давал тебе что-нибудь спрятать среди цветов?

— Нет, сэр. — Это тоже являлось правдой. Лорд Роберт самолично прятал среди цветов свои записки.

— Хорошенько подумай. Ты уверен, что никто не давал тебе письмо для передачи принцессе?

— Я хорошенько думаю, — сказал мальчик. — Никто не давал мне писем, сэр.

Мужчины переглянулись.

— Он когда-нибудь бывал в покоях Куртенэ? — спросил заместитель коменданта.

— Давайте приведем его отца и спросим.

Вошел отец Билла.

— Вы когда-нибудь брали с собой мальчика в покои герцога Девонширского?

— Нет, сэр. Я сам никогда там не был.

— Вы когда-нибудь были у тех заключенных, которых недавно привезли в Тауэр… замешанных в заговоре Уайетта?

— Нет, сэр.

Мужчины снова переглянулись и посмотрели на маленького мальчика, являвшего собой образ святой невинности. Говорили, что принцесса обожала детей, а они — ее. Возможно, что тут нет ничего, кроме чистой дружбы принцессы с ребенком. К тому же ничего не случилось. Елизавета все еще их пленница.

— Я удвою охрану принцессы, — сказал комендант. — Мы ограничим ей свободу передвижения. Она будет теперь гулять в течение короткого времени только в саду, а не где захочет, как было прежде. — А твой сын, — обратился он к охраннику, — не должен больше приносить цветы никому из пленников, ясно?

— Да, сэр.

— А ты, мой мальчик, ты это понимаешь? Ты не должен больше приносить принцессе цветы.

Мальчик кивнул с несчастным видом.

Когда в следующий раз он увидел принцессу, она прогуливалась в своем маленьком садике, и его ворота были заперты, так что он не мог подойти к ней. Но он окликнул ее через ограду.

Она не подошла ближе, потому что ее окружала стража, но улыбнулась и помахала ему в ответ.

— Я больше не смогу приносить вам цветы, госпожа, — печально крикнул он.

Королева опасно заболела, и те, кто преследовал Елизавету, страшно всполошились. Руководил ими Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, — самый зловещий из числа врагов принцессы. Он ясно представлял, что с ним будет, если умрет Мария и Елизавета станет королевой.

Он был любимым епископом, а также советником королевы, ему предоставлялась огромная свобода действий, и теперь он почувствовал, что если немедленно не воспользуется этой своей неограниченной свободой, то не переживет королеву Марию больше, чем на одну-две недели. И епископ отважился на самое решительное действие.

Он издал приказ о смертном приговоре и послал чрезвычайного курьера в Тауэр для вручения Бриджесу. Приговор касательно принцессы Елизаветы следовало немедленно привести в исполнение.

Получив приказ, Бриджес обомлел.

Вина Елизаветы, хотя она постоянно находилась под подозрением, не была доказана. Следует ли ее казнить без суда? Это не понравилось беспристрастному Бриджесу. Он гордился своей должностью и хотел, чтобы в сфере его деятельности царила справедливость. Кроме того, он не оставался равнодушным к чарам принцессы. Она была так молода, а ее прекрасные душевные качества и прежде всего стойкость при аресте произвели на него неизгладимое впечатление. И еще, частенько размышляя о будущем, он не исключал для Елизаветы более благоприятного поворота событий.