И вдруг контейнер начинает медленно сползать вниз к Крещатику. То ли тормоза не выдержали из-за перегруженности, то ли так сегодня сошлись звезды, но это смердящее чудовище прямо на моих глазах стало двигаться с холма вниз – к главной улице Киева. Удивленная, я останавливаюсь и просто наблюдаю. Контейнер между тем набирает скорость. Он уже несется с горы на всех парах, ударяясь своими боками о крутые припаркованные авто (почти сплошь «мерседесы» S-класса, «инфинити» и BMW-внедорожники). По дороге расплевывает на эти крутые авто кетчупы и кефиры, которыми до отказа заполнен. На отполированные лобовые стекла новеньких машин шмякаются кашицы недопитых йогуртов, выплескивается майонез и летят ошметки недоеденных бифштексов. Машины начинают судорожно пищать сигнализацией, извещая своих хозяев о таком наглом вторжении, но это не может остановить контейнер. Он летит и летит вниз, а я, поначалу оглушенная невероятностью и нелепостью происходящего, хохочу и уже не в силах остановиться: зрелище потрясает своей нелепостью. Вижу, как детвора из соседней школы прилипла к сетке спортплощадки и тоже провожает взглядом контейнер; немногочисленные пешеходы разинули рты и все громче и громче смеются, наблюдая за картиной, – такого количества дорогущих авто, заплеванных котлетами и йогуртами на одной из самых престижных улиц в центре Киева лично я никогда не видела, и, наверное, эти прохожие тоже.

А мусорный контейнер, докатившись до конца улицы, внезапно останавливается как вкопанный. Не падает, не переворачивается – нет, ничего этого с ним не происходит. Он просто останавливается как вкопанный. В трех метрах от выезда на Крещатик. Замирает, словно оценивая проделанную только что работу и потирая руки, и слушает нестройный концерт из автосигнализаций. Стоим и мы – я и пару десятков других таких же наблюдателей. Переглядываемся и смеемся.

На звуки автомобилей на улицу начинают выглядывать посетители кафе, магазина, из окон высовываются любопытствующие. И вот из одного из подъездов к черному «инфинити» выбегает первый «пострадавший» владелец, мужчина в строгом Brioni. И, как до этого вредный контейнер, тоже останавливается как вкопанный. По-видимому, растерявшись от увиденного, правой рукой он начинает теребить свои волосы, а левой лихорадочно тыкать пальцами в свой черный Vertu – пытается куда-то звонить. Однако меня уже проглатывают двери кафе, и, когда я попадаю внутрь, бармен-кассир и посетители вопросительно смотрят, точно спрашивая: «Случилось что?». Я машу рукой, мол, все в порядке, улыбаюсь и делаю заказ.

Через двадцать минут, подкрепившись и расплатившись, снова выхожу на улицу. Владельцев пострадавших авто прибавилось. В костюмах спортивных и от Армани, смеющиеся и чертыхающиеся, со свитой помощников и в одиночку, они трут и скребут стекла и обшивки, переговариваются между собой.

– Да, господин Веладжи, – слышу я знакомый голос. – Конечно. Кампания на тэвэ запускается к Новому году…

Виктор. Трет тряпкой свой «мерседес», телефон возле уха, из-за попытки балансировать ноги смешно разъезжаются в разные стороны. Судя по разговору – говорит с клиентом-боссом из Флоренции.

Я машу ему рукой, мол, не помочь ли, и тут же начинаю себя ругать: не хватало еще напоследок оттирать помои с начальственного авто. Но босс меня, слава богу, не видит, и я тихонько проскальзываю мимо и ныряю в арку в офис.

– Увольняешься, значит? – приподнимает очки на лоб Виктор. Машину он, по-видимому, отмыл, вернулся с улицы, а я тем временем зашла к нему в кабинет. Его глаза сверкают, как у коршуна, переносицу прорезают две глубокие морщины.

– Да.

Совершенно ни в тему меня душит смех. Ничего не могу с собой поделать – столь сильны впечатления от контейнера и Виктора с тряпкой. Этой картинкой я поделилась в агентстве, и сейчас в открытую дверь видно, как сотрудники нарочно стараются не смотреть в кабинет директора, а если взгляд и падает, то тут же отводится. На лицах – маскируемые улыбки и многозначительные перемигивания.

Виктор не понимает причин веселья, оттого хмурится еще больше.

– И давно?

– Что?

– Давно это у тебя?

– Не поняла.

– Когда решение, говорю, приняла? Об увольнении?

– Давно. Еще в июле.

Виктор снимает очки, нервно трет глаза.

Он молчит, но весь его вид словно говорит: ну и денек сегодня. Какая-то сволочь изгадила авто, лучший менеджер увольняется («плюс-еще-не-знаю-какие-треволнения»)… Мне даже становится его немного жаль – вне работы он парень очень даже ничего.

Я вижу, что Виктор начинает злиться – лицо каменеет, губы становятся тонкими и бледными, он закуривает сигарету, что в своем кабинете делает крайне редко. Я ожидала этого, зная, что была в компании «паровозом», который все тянет на себе, и учитывая личные нюансы в общении с Виктором.

– И что ж за причина такая? – встревает в разговор Дарья, пару месяцев назад сменившая гнев на милость и снявшая свое эмбарго на общение со мной. (Держу пари, она сочла, что беременностью привязала Виктора к себе, а значит другие женщины ей больше не опасны; во всяком случае, чисто внешне у этой парочки сейчас все выглядит лучше, чем было летом.) Дарья по своему обыкновению тихо и незаметно выросла в проеме двери – ни дать ни взять профессиональный призрак. Ее голос звучит неприятно, пальцы зло постукивают о дверной наличник. Даже круглый живот и тот, кажется, топорщится недружелюбно.

Я поражаюсь перемене, произошедшей в этих двоих. Еще недавно: «Ланочка, возьми еще вон того клиента, его сможешь вести только ты, подготовь ему быстро за ночь предложение, а завтра утром на презентации продай. А как только продашь, поговорим о годовой премии. Ты ж у нас умница!.. Лучшая…», а сейчас недовольное бурчание.

– Уезжаю в Америку. Учиться, – отрезаю тоном, не терпящим дополнительных вопросов, и намеренно приподнимаю правую ладонь, выразительным жестом вкладывая в него: «Разговор не состоится».

Но Дарья, то ли специально, то ли нет, не обращает на жест внимания и бестактно продолжает:

– Да?… А ну-ка поподробней. Я тоже хочу своего… э-э… нашего ребенка, – ударение на слове и многозначительный взгляд на Виктора, – послать учиться в США. Как это у тебя получилось? Откуда информация? Деньги? Это дорого стоит?

Так я тебе и сказала. Да и вообще я соврала без зазрения совести исключительно для того, чтобы от меня отстали. И ради благозвучной причины, которую Дарья укажет в своем электронном письме, которое разошлет всем сотрудникам агентства, партнерам и подрядчикам: «С сожалением сообщаем, что нас безвременно покинула… Просим любить и жаловать нового «паровозика», который готов отныне отнимать у вас деньги…»