Ньюфы в тогда Москве, и правда что, были редкостью, завзятые собачники чуть ли не всех, начиная с подаренного Косыгину кем-то из знаменитых американцев и подсевшего на ноги из-за нечастых прогулок кобеля по кличке Ред Стар — Красная Звезда, знали, значит, наперечет, по именам помнили, и длинная, украшенная древними титулами и недавними чемпионскими званиями родословная каждого отскакивала, что называется, у них от зубов…

Вот и Цыганку пленила красота нашей Кветы де Коры… остальное в длиннющей кличке доброй собаки, помогшей нам выжить в годину испытаний, придется все-таки опустить: ведь не литератору теперь достойный гонорар платят — с него деньги на издание требуют, как тут не вспомнить восклицание Александра Сергеевича, через столько-то лет подхваченное на Кавказе влюбленным в его творчество моим кунаком, черкесом Юнусом: «Какая жизнь с пера?!»

Так вот, как-то по осени Дуся пришла к нам с тремя кустами черной смородины, которой «в Кобякове ни у кого больше нет». Долго сидела около Кветы, которая, конечно же, все пыталась лизнуть ей руку, долго о «чудной» породе расспрашивала, потом сказала: если, и в самом деле, захочу чем-бы то ни было отдариться, то лучшим отдарком будет щенок от Кветы… если, и в самом деле, у собаки появятся, не забуду?

Однажды она постучала в окошко, и, выглянув, увидал: стоит рядом с ней мой друг, мой сосед по «правдинскому» нашему дому на Бутырской Слава Пастухов. Стоит и во все широкое лицо щедро улыбается, чуть ли не трясется от смеха. Что, думаю, такое, чему он так радуется? Может, кроме журналистской награды «Золотое перо» получил какую-нибудь большую правительственную?

С благодарностью, что дорогому гостю указала дорогу, проводили Дусю-Цыганку, и тут уж Слава дал себе волю:

— Из леса выхожу на околицу, все вроде, как ты объяснял, но на всякий случай начинаю, само собою, расспрашивать: где тут живет писатель Немченко?.. Все только пожимают плечами: да нету у нас в деревне такого, нету!.. Встречаю, наконец, эту женщину, она тоже: да нет у нас никакого писателя, откуда?.. Говорю: у него ещё большая такая лохматая собака, водолаз, а она: Квета?.. Ну, так бы и сказали!

А мы про «Евгень Саныча». Про «Петушенко»… Что такого-то?

И вот катил я коляску и все Цыганку припоминал: какая была? Смуглая, это правда. И, несмотря на годы, очень красивая… удивительная какая-то была её красота, правда-правда. Будто бы Дуся осталась в нашей деревеньке, в затерянном в подмосковнух лесах Кобякове, от каких-то старых, может быть, сказочных времен, когда все люди были и красивы и, как она, добры…

Дуся-Цыганка!..

Вот оно, выходит, откуда всё… надо же!

И я не о возможном родстве тети Дуси, нет.

О сказках… О живущей в людях надежде.

Ваня повеселел, чему-то все улыбался, и я спросил в конце концов: мол, ты-то что понимаешь?

Понимал бы, и правда!

Самый маленький житель Кобякова — о старинном Захарове…

Ехали с Юнусом в его машине, привычно рассуждали о ранних холодах, которые принес «темир-казак» — жестокий северный ветер, неожиданно сменивший средиземноморский циклон, заговорили потом о наших общих товарищах, и я обронил такую фразу: вчера, мол, у Эдика, у Овчаренко в мастерской в компании художников пришлось маленько «принять», и в самом деле маленько — «не больше кавказской нормы спирта».

— Как ты сам любишь выражаться: что-то новенькое, — миролюбиво подначил меня Юнус. — Никогда у нас не было этой «кавказской нормы»… И спирта не было: «белый конь» — это… приобретение уже последних, как тебе сказать… это…

— Русский подарок? — подсказал я как опытный, давно уже работающий с Юнусом толмач-переводчик.

— В общем-то — да, — согласился он. — Откуда ты взял «кавказскую норму»?

— Э-эй, брат! — вскрикнул я. — Что это ты — на красный?!

— Думал, успеваю, — ответил Юнус ворчливо.

На самом — то деле это я проскочил «на красный»… На кровавый цвет Кавказской войны.

Но что делать, что делать: штука вполне объяснимая.

Вместе с выходом пухлых и сырых, якобы исторических романов об адыгской трагедии, цель которых часто сводится к одному — играя на национальных чувствах, возвыситься, наряду с бесконечными, прямо-таки кричащими публикациями старых и новых источников, смысл которых тоже един — вина русских в геноциде черкесов, вышло много достойных книг, на страницах которых «покорение Кавказа» изображено если не со всей объективностью, то с ощутимою её долей.

Куда от неё денешься — тень прошлого. С новой силой вспыхнувшая отчаянная Кавказская война: историко-литературная в этот раз. Пока, слава Богу, — художественно-публицистическая.

Какой-никакой, а все же знаток Кавказа, ясно ощущающий в себе ток казачьей крови, я с интересом читал и то, и другое, и тем и другим сопереживал, сочувствовал и всякой умной книжке радовался, как дорогому подарку… нет, правда.

В Москве на книжном развале увидал прекрасно изданный том Алексея Шишова «Забытые русские полководцы Кавказской войны»… Какие характеры! Какое богатство остававшегося до этого втуне материала!