ную привязанность к «здесь и теперь» и соответственно совершенно но-

вую информационную ценность, спрос на которую и сегодня лишь растет.

СМИ в течение 20-го века создали собственное коммуникативное про-

странство, гораздо более мощное и эффективное, чем иные способы ком-

муникации, например, бюрократическая коммуникация. Сегодня министр

нередко узнает о своем увольнении через СМИ. Преимуществами такой

глобальной коммуникационной сети пользуются и те, кто никогда иначе

не мог бы стать самостоятельным источником информации. Через СМИ

люди знают не только о том, что включены в мировое общество, но и о

том, что мировое общество знает о них.

СМИ, в особенности телевидение, в каком-то смысле обесценивают

место, из которого ведется наблюдение. Хотя разные события, которые-

показывают по телевизору, происходят где-то в других местах, все они

синхронны и место не имеет значения. Террористический акт утрачивает

локализацию, потому что вызванный им информационный шок бъет по

всему обществу, по всей стране одновременно. В этом смысле наносимый

им ущерб , смертоноснее локального удара физическим оружием. «Бла-

годаря росту пространства для возможного движения и возросшим скоро-

стям произошла перестройка в переживании пространства: ориентацию

238

на место сменила ориентация на движение», пишет Луман.415 Тезис об

ослаблении коммуникации по мере удаленности утратил свой смысл.

Все это оказывает прямое воздействие на восприятие единства ми-

ра. Мир уже не есть ни aggregatio corporum, ни universitas rerum, т.е. не

является конечным или бесконечным, вещным: «Мир – это лишь совокуп-

ный горизонт всякого смыслового переживания, которое может быть

направлено как внутрь, так и вовне, обращено вперед или назад во вре-

менном измерении».416 Отпала предпосылка, которая лежала в основании

старого мира и гласила: мир для всех наблюдателей один и тот же, и че-

рез наблюдение может получить определенность. Теперь наблюдатель

видит в мире не тайну, а коммуникативную недоступность, парадоксаль-

ность которой оказывается еще выше, чем прежде, поскольку недоступно

наблюдение себя самого. Как только отношение наблюдателя к миру про-

блематизируется, разрушается традиционное представление о мета-

единстве и тождестве мира для всех: «Если мир для всех один и тот же, он теряет определенность. Если же мир допускает возможность опреде-

ления, он не может быть для всех одним и тем же, ибо определение тре-

бует различений… Мир являет собой такое недостижимое единство, кото-

рое можно наблюдать различными – и только различными – способа-

ми».417 Понятие мирового общества (в том смысле, что как единство оно

существует не актуально, а лишь потенциально), подразумевает, что

адекватны только различные проекты мира, что всякое общество само

конституирует мир. Формы дифференциации современного общества тре-

буют отказаться от мирового порядка, в котором существовала иерархи-

ческая организация, различение центра и периферии. Мир, предстающий

этому обществу – гетерархичный и ацентричный. «Его мир – это коррелят

свяхывания операций в сеть, он одинаково доступен с позиции любой

операции».418

В таком свете Лумана едва ли может удовлетворить понятие «гло-

бального мира», поскольку говоря о глобальной системе, имеют в виду

415 Там же. С. 150.

416 Там же. С. 151.

417 Там же. С. 153.

418 Там же. С. 153.

239

«международную систему», подразумевая преимущественно экномико-

культурные взаимодействия государств или в лучшем случае систему

международного сообщества, которая сегментарно поделена на нации, а

не дифференцируется на различные функциональные системы. Луман бо-

лее удачным находит термин И. Валлерштейна «мировая система» (world-system), в котором уже не слышно отзвука государственного и нацио-

нального плюрализма.

Таким образом, Луман разрабатывает социологическую концепцию, которая по-новому осмысливает не только суть, но и параметры обще-