— Ой-ой-ой, — фыркнула Терюська. — Ну дык чего там дальше с судьбой их случилось?

Башкирский Кот нам весьма симпатичен. Верно? — она оборотилась на Соню.

Та важно кивнула и повела задумчиво усами.

А я совершенно обычно по-человечески стал оправдываться перед хвостатыми:

— Дык, чтобы книжку писать дальше, надо же, чтоб жизнь дальше как-то шла, жить как бы

что бы… То есть, тьфу…Сами понимаете… В общем, только успевай да записывай! И тут

случается самый что ни на есть круговорот жизней во вселенной! То есть, с одной стороны,

писатели живут свою какую-то жизнь, с подачи которой пишут свои сюжеты. Собственная

жизнь вдохновляет их на идеи, на усердное стучание по клавишам. А с другой стороны, всё

написанное реализуется в огромном пузыре мироздания и становится чьим-то опытом. И

получается, что жизнь писателя тоже может быть кем-то когда-то написанной, а теперь

проживаемой им. Да и вообще, писателям трудно жить! Мало того, что свою жизнь живешь, а

ведь ещё жизнь героев надо прожить. Это ж сколько времени потребуется, чтобы все книжки

39

0

всех жизней прожить? Одно сплошное «ж»! Короче, не парьтесь, сами всё увидите и

переживёте, что я тут напридумывал. А как иначе? Раз придумал — уже есть. Значит, кому-то

проживать придётся. А кому? Ясный Пень кому! Вам! Вот тебе и моделирование реальности!

Вот тебе и волшебство! Только держись!.. Держи сметану! — закричал я, но было поздно.

Соня и Терюся погнали по квартире банку с остатками сметаны, лихо сдёрнув её со стола.

Возня и грохот переместились в другую комнату. А мы за это их ещё и кормим и животики

чешем!

Ну ладно, зато теперь можно спокойно сосредоточиться. Стало быть, что там у нас с

судьбой?

Поля внезапно кончились. Впереди начинался парк. Именно парк. С ухоженными дорожками,

весь заваленный округлыми листьями густо-фиолетового цвета.

— Путь к деррреву знания усеян листьями сомнений! — обернулся Башкирский Кот к

Загрибуке, шедшему позади.

— Чего?

— Листочки, говорю, сомнительные!

— И ничего не мнительные! — отозвалось сверху из глубины деревьев. — Обычный базилик.

— Раскрррути мои улитки! — оторопел кот. — Это кто?

С дерева спускалось чудо в перьях.

— Что это? — ошарашенно замер Загрибука.

«Это» завитками сползло по стволу вниз и предстало:

— Я — продаватель!

— А салями в бакалейкум, продаватель! — только и смог выдавить кот.

— В бакалейкуме шмотьями! Ну, чего надобно? — вопросило чудо в перьях.

— Э-э-э… — протянул Загрибука.

— Хм-м-м… — поддержал кот.

— Слушайте, я чего-то не догоняю, — удивлённо воззрилось на них чудо в перьях. — Вы сюда

за каким чудом припёрлись?

— Нас заставили, — мгновенно отозвался Загрибука.

— Опаньки, — присело чудо в перьях. — И что, вы ничего покупать не будете?

— Э-э-э… — протянул Загрибука.

— Это я уже в курсе, — раздражённо заметила перьевая чудесятина. — Но коли я —

продаватель, в чем я лично на все сто, то вы — покупцы, стало быть. Значит, не перья же мне

чесать пришли! Чего надобно?

— К своим в родной аул вернуться нам бы надобно! — твёрдо ответил Башкирский Кот. — Да

так надо, что аж пррриспичило.

— Другой разговор, — осела на базиликовую листву чудесатость, роняя пух. — Сколько дашь?

39

1

— Что, вот так запросто оно нас отправит куда надо? — удивился Загрибука.

— Про листья сомнений ещё раз напомнить? — услужливо подмигнул ему Башкирский Кот.

— Не надо, — замотал короткими ушами Загрибука, оглянувшись на окружающий его базилик.