Шрифт:
понаставили? — Загрибука совсем сник.
— Не моделируй! — отозвался Башкирский Кот и щёлкнул пружиной. Капкан открылся. —
Видал, астррроном? Победа интеллекта над рабством и насилием! Байрам мэнэн, кэзэрлэ дуслар!
Всем кумысу за мой счёт!
Кот деловито обошёл капкан, в котором корчился от тупой боли и уныния Загрибука.
— Сейчас мы тебе выпишем досрочное освобождение! — вжикнул сердито Башкирский Кот
отточенными клыками и взялся за второй капкан.
После недолгих мучений с матерными выражениями на многих языках вселенной, он таки
разжал тиски.
— Жги да гуляй! — хлопнул лапой Загрибуку по плечу кот. Помпон загрибукинской шапки
съехал на нос.
Освобождённый Загрибука обошёл ловушки кругом и сел на траву, оглашая нытьём окрестные
поля:
— Чего делать-то будем теперь?
— Доживем до понедельника и узнаем, что такое счастье! — огляделся хищно Башкирец.
— А где это мы?
— Загрибыч, спокуха, главное, что мы свободны и можем шевелить ластами в любом
направлении. Шаурррму из нас не сделали, и это радует. Глядишь, коли всё так пойдёт волшебно,
то мы и глазом не успеем моргнуть, как свалим отсюда и найдём нашу яркозвёздную дивизию.
— Эх, как они там сейчас?
— Дорррогой коллега, ничто так не омрачает жизнь на этом свете, как мысли о жизни на том.
Давай располагать тем, что есть в лапах.
Кот придирчиво осмотрел лапы, но в них ничего не было.
— В путь, прррофессор, — изрёк Башкирец. — Иначе…
— Я понял, «иначе» не надо, — поднялся Загрибука.
И они зашагали навстречу своей судьбе.
— Навстречу судьбе, — повторила томно Сонечка и философски развалилась на тёплом полу,
закатив глаза.
38
9
— Ой, что будет! — отозвалась с дивана переминающаяся с лапы на лапу Терюська. — А что
будет-то?
— А я знаю? — я погрыз кончик карандаша.
Нет, не подумайте, я не пишу им книгу на пергаментных листах. Современная цивилизация
одарила меня компьютером, и потому повествование появляется на свет путём выстукивания
буквочек на клавиатуре. Но ведь грызение карандаша для углубления процесса размышления
никто не отменял, верно? Поэтому наряду с компьютером на столе у настоящего писателя
должна лежать пара карандашей, исключительно для покусывания и загрыза. Рекомендую
также для писательского дела обзавестись печенюшками и чаем на расстоянии протянутой
руки, чтобы далеко за ними не бегать, иначе мысль может запросто ускользнуть. И никакие
Терюськи и Сонечки её уже не поймают. Мысль — не мышь. Тем более, не плюшевая.
— Ой-ой-ой, — перевалилась Соня на другой бок. — И не таких ловили!
— А ты мысли не подслушивай! — сдвинул я брови в её сторону.
Кстати, я уверен, что всякие там Сони и Терюськи прекрасно слышат и понимают
человеческие мысли. Просто они между собой когда-то очень давно договорились строить из
себя ни в раз не понимающих и глупых лопухов ушастых, чтобы люди не сели им на шею. И их план
оказался весьма продуктивным, ибо люди Сонь и Терюсек кормят, холят и лелеют, чешут им
животики и ничего не заставляют делать, в отличие от собак и лошадей. И живут они себе
припеваюче и дурака валяют. И собак поэтому частенько презирают, ибо те не выдержали
аскезы молчания и дали-таки понять человекам, что, мол, мы многое соображаем с вашего
языка. И человеки тут же этим воспользовались и стали шантажировать собак кормёжкой,
дабы заставить их на себя пахать по-лошадиному. Жуткая история!
— Вот возьмём и поймаем сейчас мыслю! — довольно мявкнула Терюська, заговорщески
зыркнув на Соню.
— Сачок устанешь подбирать по размеру, орнитолог ушастый! — отмахнулся я.