Шрифт:
Не ах, скажу, какие дали,
Не будь им сказано в укор.»
С восторгом слушали ребята, 378
Хоть и таился лёгкий страх,
Но было больно уж занятно
Узнать о тайных тех мирах.
Наслышаны о тех рассказах, 379
Что разносили дети вмиг,
Селяне порешили разом:
«В мозгах старушки явно сдвиг».
Был и Федот того же мненья, 380
Но уважал за ремесло.
Оно, пожалуй, без сомненья,
Ему однажды жизнь спасло.
Боялся, может, даже где-то, 381
Но был к избе протоптан путь.
За снадобьем, да за советом
Всё забегал он как-нибудь.
Двадцатый год Федот бирючил, 382
Пусть не без женщин, иногда.
Всему он жизнью был научен.
Учитель лучший наш – нужда.
Да неуживчив был он больно, 383
С годами стал несносно груб.
Жил, как хотел себе, – привольно
И всё ему сходило с рук.
И даже в том был на примете, 384
Что «прилипало» к тем рукам:
Легко он мог обчистить сети
И обобрать чужой капкан.
Но не желал никто с ним ссоры. 385
В том, так сказать, ему везло
И принят был он, в общем, скоро,
Как неизбежное здесь зло.
И то сказать: порой дороже 386
Найти украденный пятак,
Чем вору даже рубль, положим,
Простить совсем за просто так.
Глава IV
ПЕВУНьЯ АРИНА
Шло время шагом скорохода, 387
Чеканя, как курантов бой.
Дни собирались стаей в годы,
Всё оставляя за собой:
Кончались лета листопадом, 388
Меняя в осень цвет ночей.
Лес отгорал осенним садом
В огне берёзовых свечей.
И таял свет осенний сонно 389
Под свежесть первых зимних вьюг,
А снег, как пепел невесомо,
Кружился памятью разлук…
Капельный звон дарили вёсны, 390
Роняя капли тишины
И всё бледней сияли звёзды
Под тонким лезвием луны.
А солнце, словно из берлоги 391
Лохматый, рыжий великан,
На небосклон ползло пологий
Сквозь нерассеянный туман.
И снова лето! Трелей птичьих 392
Порхает лёгкий, нотный строй.
Хор голосов в тайге девичий
Кружился ягодной порой.
Но в этом перезвоне лета, 393
В сплетеньи разных голосов,
Один особо был заметным
Средь обитателей лесов.
Был чист особенно и нежен 394
Арины тонкий голосок –
И, как дыханье детства, свеж он,