лось среди имен вельмож и героев Старой и Новой Испа¬ нии. Этот факт, столь важный для него и незначительный для всякого другого, был основной причиной его одино¬ чества. В то время как его соседи, живые и общительнее галлы, с готовностью открывали свои двери перед каждым новым гостем, дон Аугустин предпочитал держаться от всех в стороне, видимо вполне довольный обществом до¬ чери, девушки, едва вышедшей из детских лет. Однако юная Инес не была так равнодушна к окру¬ жающей жизни. И, когда она слышала военную музыку, вечерами разливавшуюся в воздухе, когда видела новое знамя, реющее над холмами неподалеку от обширного имения ее отца, в ней пробуждалось любопытство, кото¬ рое не зря признается отличительным свойством ее пола. 13се же прирожденная застенчивость и та особенная от¬ чуждающая томность, которая в тропических провинциях Испании придает женщинам своеобразное очарование, держала ее в своих, казалось бы, нерасторжимых узах; и более чем вероятно, что, если бы Мидлтону не случилось оказать какую-то услугу ее отцу, молодые люди долго бы еще не встретились и девушка, уже вступившая в тот возраст, когда сердце тянется к любви, отдала бы свои чувства другому. Но провидению или, если угодно, року (прибегнем к не столь торжественному, но более классическому слогу) угодно было иначе. Надменный и недоступный дон Аугу¬ стин все же слишком гордился своей принадлежностью к свету, чтобы преступить его закон. Из признательности к Мидлтону он открыл офицерам гарнизона двери своего дома и завязал с ними хоть и сдержанные, но учтивые отношения. Сдержанность эта постепенно отступала перед любезностью и чистосердечием молодого, неглупого капи¬ тана, и вскоре богатый землевладелец не меньше своей дочери радовался всякий раз, когда знакомый стук в во¬ рота возвещал о желанном госте — командире форта. Нет нужды распространяться о впечатлении, произве¬ денном на солдата чарами Инес, или затягивать рассказ подробным отчетом о том, как его образованность, изящ¬ ные манеры, мужественная красота и безраздельное вни¬ мание все сильнее действовали на чувствительную душу романтической и пылкой шестнадцатилетней затворницы. Для наших целей достаточно будет сказать, что отти полю¬ били друг друга; что юноша не замедлил открыться 169

в своих чувствах; что он без особого труда рассеял сомне¬ ния девушки и с немалым трудом — сомнения ее отца; и что не прошло и полугода с передачи Луизианы во вла¬ дение Соединенных Штатов, как офицер американской армии стал женихом богатейшей наследницы на берегах Миссисипи. Хотя читателю, мы полагаем, известно, как делаются такие дела, пе надо думать, что Мпдлтон с легкостью одержал победу над предрассудками как отца, так и до¬ чери. В глазах обоих различие вероисповеданий состав¬ ляло серьезное, почти неустранимое препятствие. Влюб¬ ленный терпеливо выдерживал отчаянный натиск отца Игнасио, на которого была возложена задача обратить его в католичество. Своп попытки достойный священник предпринимал методично, упорно и безуспешно. Раз двадцать (бывало это в те минуты, когда в глубине комнаты, где шла их беседа, легкой тенью проплывала фи¬ гурка Инес) священнику казалось, что он вот-вот востор¬ жествует над ложной верой; но все его надежды оказы¬ вались тщетными из-за нежданного сопротивления со стороны предмета его благочестивых трудов. Пока наступ¬ ление на его веру велось издалека и было не слишком энергичным, Мидлтон, не искушенный в богословских спорах, принимал его безропотно и терпеливо, как муче¬ ник; но, как только добрый священник в заботе о его будущем блаженстве пытался укрепить свою исходную позицию и призвать на помощь аргументацию, почерпну¬ тую в арсеналах собственной своей религии, молодой че¬ ловек, как хороший солдат, тотчас сам кидался в контр¬ атаку. Правда, он вступал в бой вооруженный только здравым смыслом и некоторым знанием обычаев своей родной страны, столь несходных с испанскими; но этим незамысловатым оружием он легко отбрасывал против¬ ника. Так упрямая дубинка в руке запальчивого крепыша берет верх над рапирой искусного фехтовальщика, чьи тонкие выпады оказываются бессильны перед неотрази¬ мым аргументом пробитого черепа и переломленного клин l'ia. Спор еще пе завершился, когда на помощь солдату пришло нашествие протестантов. С тревогой взирал на них почтенный священник и видел вокруг либо безбож¬ ников, помышляющих только о земных благах, либо лю¬ дей, искренне верующих и притом терпимых. Он видел,

что зараза вольнодумства просачивается и в его собствен¬ ную паству, которую, казалось ему, ничто не могло совра¬ тить с пути истинного. Пришла пора переходить от на¬ ступления к обороне и подготовлять своих приверженцев к сопротивлению беззаконным влияниям, грозившим опрокинуть устои их веры. Как разумный полководец, убедившийся, что занял для своих сил слишком про¬ странную территорию, он начал отводить свои аванпосты. Священные реликвии были укрыты от нечестивых взоров; прихожанам внушалось, чтобы они не толковали о чуде¬ сах перед иноверцами, отрицающими самую возможность чудес и дерзающими брать под сомнение их достоверность; и даже на Библию налагался с грозными заклятьями запрет под тем вразумительным предлогом, что ей могут дать ложное истолкование. Между тем пришла пора дать отчет дону Аугустину о воздействии увещеваний и молитв на еретическую душу молодого солдата. Никто не люби г признаваться в своей слабости, да еще в такое время, когда обстоятельства тре¬ буют крайнего напряжения сил. И вог, оправдываясь сам перед собой чистотою своих побуждений, достойный свя¬ щенник пошел на благочестивый обман и объявил, что, хотя Мидлтон окончательно еще не изменил свой образ мыслей, все же есть все основания надеяться, что неопро¬ вержимые доводы оставили в его уме глубокие борозды, на которых легко будет взойти благословенному посеву веры, особенно если обращаемому будет дана счастливая воз¬ можность постоянного общения с католиками. Теперь самого дона Аугустина охватил прозелитский пыл. И даже нежная и кроткая Инес возмечтала сделаться смиренным орудием обращения своего возлюбленного в истинную веру. Предложение Мидлтона было наконец принято; и если отец с нетерпением ждал дня назначен¬ ной свадьбы, видя в ней залог своего собственного успеха, то его дочь думала об этом дне с глубоким волнением, в котором рвение истой католички переплелось с более нежными помыслами юной невесты. В утро ее свадьбы солнце поднялось в таком ясном и безоблачном небе, что Инес приняла это как предзнаме¬ нование будущего счастья. Отец Игнасио совершил обряд бракосочетания в домашней церкви допа Аугустина, и за¬ долго до того, как солние начало клониться к закату, Мидлтон прижал к своей груди стыдливо зардевшуюся 171

юную креолку как свою законную жену, которую никто не вправе у него отнять. По обоюдному согласию день свадь¬ бы решено было провести в уединении, посвятив его только искренним чистым чувствам, а не шумному и при¬ нужденному веселью многолюдного пиршества. Когда начало смеркаться, Мидлтон, навестив по долгу службы лагерь, возвращался назад владениями дона Аугустина, как вдруг он заметил мелькнувшее сквозь листву уединенной беседки платье, похожее на то, в кото¬ ром его невеста стояла перед алтарем. Он подошел по¬ ближе — нерешительно, потому что полученное им право во всякий час нарушить одиночество жены, казалось, тре¬ бовало от него особой деликатности; но, услышав, что жена его молится и в своей молитве нежно упоминает его как своего любимого супруга, он отбросил излишнюю ще^ петильность и стал так, что мог слышать и дальше, оста¬ ваясь незамеченным. Мужа, конечно, не могло не порадо¬ вать, когда душа жены таким образом раскрылась перед ним, незапятнанно чистая, и он увидел, что все думы любимой заполняет его собственный образ, озаренный светлыми надеждами. Это было так лестно для его само¬ любия, что он не поставил ей в вину непосредственный предмет ее молитвы. А молилась она о том, чтобы ей дано было сделаться смиренным орудием воли господней и об¬ ратить супруга в истинную веру; и еще она испрашивала прощения самой себе, если она по самонадеянности и равнодушию к наставлениям церкви переоценила силу своего влияния и в опасном заблуждении сама ступила на путь погибели, выйдя замуж за еретика. В ее порыве бла¬ гочестие католички сочеталось с таким жаром земного чувства, что, назови его Инес хоть язычником, Мидлтон простил бы ей и это за любовную горячность ее мо¬ литвы. Молодой человек подождал, когда новобрачная встанет с колен, и подошел к ней, как будто не подозревая, зачем она уединилась здесь. — Уже вечереет, моя Инес,— сказал он,— и дон Аугу¬ стин мог бы упрекнуть вас, что вы не бережете свое здо¬ ровье, оставаясь в этот поздний час на воздухе. Как же должен поступить я, на которого возложена та же ответ¬ ственность и который любит вас вдвое сильней? — Будьте похожи на него во всем,— ответила она, подняв на мужа полные слез глаза, и повторила с чувст¬ 172

вом: — Во всем! Берите с него пример, Мидлтон, и больше мне нечего будет желать от вас. — От меня? А для меня, Инес? Не сомневаюсь, что, если бы я мог стать таким хорошим человеком, как до¬ стойный дон Аугустин, большего вы и желать не могли бы. Но вы должны оказать снисхождение к слабостям и привычкам солдата. Пойдем же вместе к вашему доброму отцу. — Немного погодя,— сказала Инес, мягко отстранив его руку, которой он уже обвил ее легкий стан, собираясь увести ее в дом.— Хоть вы и командир, я, перед тем как стану беспрекословно подчиняться вашим приказаниям, должна исполнить другой свой долг. Я дала одно обеща¬ ние доброй Инесилье, моей верной кормилице, которая, как вы знаете, Мидлтон, долго заменяла мне мать. Я по¬ обещала сегодня вечером навестить ее. Она думает, что больше ей не доведется видеть у себя свою питомицу, и я не хотела бы ее огорчить. Пойдите же к дону Аугу¬ стину, а через час приду и я. — Так не забудьте: через час, не позже. — Через час,— повторила Инес, послав ему воз¬ душный поцелуй и тут же вспыхнув, как будто устыдив¬ шись своей смелости, кинулась вон из беседки, и с минуту он видел ее, бегущую к хижине кормилицы, где еще через миг она скрылась. Медленно, в задумчивости Мидлтон шел, часто обра¬ щая взгляд туда, где он в последний раз видел свою жену, как будто надеялся в вечернем полумраке увидеть опять ее милый образ. Дон Аугустин обрадовался ему, и на полчаса ему уда¬ лось занять свой ум, излагая тестю свои планы на буду¬ щее. Старый надменный испанец слушал страстный, но верный рассказ о процветании и о счастье молодой респуб¬ лики, совсем незнакомой ему, хотя он прожил полжизни в соседстве с ней, и слова зятя вызывали у него отчасти удивление, но больше недоверие, с каким слушают люди восторженное описание, когда им кажется, что рассказчик пристрастен и приукрасил картину. За разговором час, испрошенный новобрачной, истек быстрее, чем мог надеяться муж. Но к концу этого срока Мидлтон начал все чаще поглядывать на часы, а потом считать и минуты, по мере того как они проходили одна за другой, а Инес не являлась. Когда минутная стрелка 173

обежала по циферблату половину нового круга, Мидлтон встал и объявил свое решение пойти за опоздавшей и про¬ водить ее к отцу. Уже совсем стемнело, и небо заволокло густой тучей, что в этих местах безошибочно предвещает бурю. Подго¬ няемый грозной приметой чуть ли не больше, чем тайной своей тревогой, он широким и быстрым шагом поспешал к хижине Инесильи. Двадцать раз он останавливался, когда ему чудилось, что Инес, воздушная, легкая, спешит ему навстречу, и двадцать раз, поняв, что обманулся, дол¬ жен был продолжать свой путь. Он дошел до хижины, постучался, открыл дверь, переступил через порог и уже стоял перед старой кормилицей, а все еще не встретил ту, кого искал: она уже ушла отсюда домой. Подумав, что раз¬ минулся с нею в темноте, Мидлтон прошел обратно тот же путь, но лишь для нового разочарования: Инес домой не приходила. Никому не сказав о своем намерении, новобрачный с трепетом сердца направился к той уединенной беседке, где недавно подслушал молитву жены. Здесь его опять по¬ стигло разочарование. И дальше все поплыло в мучитель¬ ной неясности сомнений и догадок. Первые часы Мидлтон, втайне не очень уверенный, каким побуждениям следовала его жена, искал ее сам, никому ничего не говоря. Но, коща день угас, а она так и пе вернулась к отцу и мужу, он отбросил стеснение и объявил во всеуслышание о ее непонятном исчезновении. Теперь о пропавшей Инес расспрашивали прямо и от¬ крыто; ио по-прежнему без успеха. Никто ее не видел, и никто не слышал о ней с той минуты, как она вышла от кормилицы. Проходил день за днем, а немедленно начатые розыски не приносили ничего нового, и наконец большинство дру¬ зей и родственников отказались от надежды когда-нибудь свидеться с нею. Такое необычайное происшествие, понятно, не могли быстро придать забвению. Оно породило всяческие слухи, нескончаемые пересуды п немало диких измышлений. Наводнившие страну новые поселенцы — то есть те из них, у кого среди множества хлопот еще оставалось время подумать о чужой беде,— в большинстве своем пришли к бесхитростному заключению, что исчезнувшая новобрач¬ ная покончила с собой. Отец Игнасио терзался сомнениями

и тайными угрызениями совести; но, как разумный полко¬ водец, он постарался обратить печальное событие к своей выгоде в предстоящем походе за веру. Повернув свою батарею, он стал нашептывать на ухо то одному, то дру¬ гому из вернейших своих прихожан, что он-де в Мидлтоне обманулся, ибо душа молодого человека, как ныне он с прискорбием убедился, окончательно увязла в зыбучих песках ереси. Воинствующий священник опять стал пока¬ зывать священные реликвии и снова начал заговаривать па щекотливую тему о том, что и в наши дни возможны чудеса. И вот среди верующих пошел слух, постепенно превратившийся в местное поверье, будто Инес живою вознеслась на небо. Дон Аугустин, конечно, по-отцовски горевал, но скорбь его, пылкая поначалу, быстро отгорела — недаром же он был креолом. Как и его духовный наставник, он начал думать, что с их стороны было ошибкой отдать еретику такую чистую, юную, прелестную, а главное, такую благо¬ честивую девушку! Отец готов был уверовать, что несча¬ стье, поразившее его на старости лет, явилось карой за его самонадеянность и недостаточную привержеппость к вековым обычаям. Правда, когда дошла до него ходившая среди прихожан молва, их простодушная вера принесла ему утешение; но природа брала свое, и в уме старика за¬ кипала мятежная мысль, что все же его дочь рановато обрела сокровище небесное взамен земных богатств. Но Мидлтон, так неожиданно утративший возлюблен¬ ную, невесту, жену,— Мидлтон был почти раздавлен тя¬ жестью внезапного и страшного удара. Сам воспитанный в более рационалистической вере, он, гадая о судьбе Инес, поддавался .тишь тем опасениям, какие подсказы¬ вала мысль об известном ему суеверном взгляде девушки на его «ересь». Не к чему останавливаться на его душев¬ ных терзаниях, на всяческих предположениях; надеждах, разочарованиях, выпавших ему на долю в первые недели его горя. Ревнивые подозрения об истинных побуждениях Инес и тайная уверенность, что она еще будет найдена, не по¬ зволяли ему ни усердней повести поиски, ни вовсе от пих отказаться. Но время шло, и все менее вероятной стано¬ вилась гнетущая догадка, что Инес умышленно покинула его — хотя, возможно, лишь на время,— и он постепенно склонялся к более мучительному убеждению, что ее уже

ист в живых, когда новое странное происшествие возро¬ дило его надежды. Молодой начальник гарнизона медленно и печально возвращался с вечернего смотра к себе, в уединенный дом неподалеку от лагеря, на том же холме, когда его блуж¬ дающий взгляд задержался на фигуре человека, хотя в этот поздний час посторонним заходить сюда не разре¬ шалось. Неизвестный был в обтрепанной одежде, и весь его вид говорил о неопрятной бедности и самых дурных привычках. Горе смягчило офицерское высокомерие Мидлтона, и, когда он, проходя мимо, заговорил с нарушителем правил, который, скрючившись, сидел на земле, в голосе его зву¬ чала снисходительность, даже доброта: — Если вас застанет здесь патруль, вам, дружок, при¬ дется просидеть ночь на гауптвахте; вот вам доллар, сту¬ пайте куда-нибудь, где можно получить ужин и ночлег. — Мою пищу, капитан, жевать не приходится,— отве¬ тил бродяга и схватил монету с жадностью законченного негодяя.— Подкиньте-ка еще таких мексиканцев, чтобы стало их двадцать, и я продам вам тайну. — Ступайте живо,— сказал офицер, приняв свой обыч¬ ный строгий вид.— Уходите, пока я не велел вас схва¬ тить. — Могу и уйти. Но, если я уйду, капитан, я, что знаю, унесу с собой, и жить вам тогда соломенным вдовцом до вашего смертного дня. — Что вы хотите сказать? — закричал Мидлтон и бы¬ стро повернулся к оборванцу, который уже поплелся прочь, еле волоча свои распухшие ноги. — Что? А вот что: куплю я на весь ваш доллар испан¬ ской водки, а потом вернусь и продам вам свою тайну за такие деньги, чтоб хватило на целый бочонок. — Если вам есть что сказать, говорите сейчас! — крик¬ нул Мидлтон, от нетерпения едва не выдав свои чувства. — Всухую не поговоришь, капитан,— я не могу изящно выражаться, когда у меня першит в горле. Сколько вы дадите, чтоб узнать от меня то, что я могу рассказать? .Тут нужно предложить что-нибудь приличное, как подо¬ бает между джентльменами. — По справедливости будет лучше всего взять вас под стражу, любезный. К чему относится ваша хваленая тайна? 176 б