Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы еще не раз награждать тебя сердитым взглядом и парочкой гиней в придачу... В меня выстрелили в упор, я йомню... >— Выстрелили! — перебил его камердинер. — Да вас просто-напросто злодейски убили! Сперва в вас выстрели¬ ли, потом вас проткнули штыком, после чего по вас про¬ ехал целый эскадрон кавалерии. Это мне говорил ирландец из королевского полка — он лежал с вами рядом и своими глазами все видел, а теперь жив, здоров и может об этом рассказать. Теренс хороший, честный малый, и, если б ваша милость, не дай бог, нуждались в пенсии, он бы охотно все это подтвердил под присягой на суде или в военном министерстве, где угодно. — Охотно верю, — сказал Лайонел с улыбкой, хотя, когда камердинер упомянул о штыке, машинально ощупал свое тело, — но бедный малый, как видно, приписал часть своих ран мне — пуля мне в самом деле досталась, а кава¬ лерию и штык я отрицаю. — Нет, сударь, пуля досталась мне, и ее с цирюль- ным прибором положат со мной в гроб, когда меня похоро¬ нят, — сказал Меритон, разжимая кулак и показывая на ладони сплющенный кусочек свинца. — Она пролежала у меня в кармане все эти тринадцать дней, после того как мучила вашу милость целых полгода, засев в этих самых мышцах, что позади артерии, как бишь ее там... Но, как она ни пряталась, мы ее извлекли! Этот лондонский хи¬ рург — чистый чудодей! Лайонел'потянулся к кошельку, который Меритон каж¬ дое утро клал на ночной столик и каждый вечер убирал, и, положив несколько гиней во все еще протянутую ладонь камердинера, сказал: — Такую свинцовую пилюлю надо подсластить золо¬ том. Но убери эту пакость и чтоб я ее больше никогда не видел! Меритон хладнокровно взял оба соперничающих ме¬ талла, одним взглядом оценил количество гиней'и небреж¬ но сунул их в правый карман, тогда как драгоценную пулю опять бережно завернул в тряпицу и спрятал в левый, по¬ сле чего принялся за свои обязанности. — Я хорошо помню все сражение на Чарлстонских холмах до той самой минуты, когда меня ранило, — про¬ должал его хозяин, — и даже припоминаю многое из того, что было потом: за это время, кажется, прошла целая 210

жизнь. Но все же, Меритон, думаю, мысли мои не отлича¬ лись особой ясностью. — Бог ты мой, сударь, вы и разговаривали со мной, и бранили меня, и хвалили сто раз, но никогда не бранили так сердито, как умеете, и никогда не разговаривали и не выглядели так хорошо, как сегодня! — Я в доме миссис Лечмир, — продолжал Лайонел, оглядывая комнату. — Я хорошо помню эту комнату и вон ту дверь, что ведет к винтовой лестнице. — Конечно, сударь, госпожа Лечмир потребовала, что¬ бы вас принесли сюда прямо с поля боя. Да и что говорить, это самый лучший дом в Бостоне. Я так рассуждаю, что ваша почтенная родственница каким-то образом лишится права на него, если с вами что-либо случится! — Удар штыка, к примеру, или удар копыта кавале¬ рийского коня! Но с чего ты это взял? — Да потому, сударь, что, когда госпожа Лечмир при¬ ходила сюда после обеда — а она приходила каждый бо¬ жий день до того, как захворать, — она все бормотала про себя, что, если, не приведи господь, вы скончаетесь, все ее надежды на благополучие ее дома рухнут. — Значит, это миссис Лечмир каждый день меня наве¬ щала,— задумчиво произнес Лайонел..— Я припоминаю женскую фигуру у своей постели, но она казалась мне мо¬ ложе и живее тетушки. — И вы не ошиблись, сударь, — такую сиделку, какая была у вас, днем с огнем не найдешь. Что кашку, что горя¬ чее питье, она готовила не хуже самой угодливой старухи в больнице, и, на мой вкус, самому лучшему лондонскому трактирщику поучиться у нее, как варить негус. — Кто же обладательница всех этих драгоценнейших талантов? — Мисс Агнеса, сударь, — сиделка на редкость мисс Агнеса Денфорт. Хотя насчет королевских войск, прямо скажу, не больно-то она их жалует. — Мисс Денфорт, — разочарованно протянул Лайо¬ нел. — Но неужели она одна тут хлопотала? Ведь в доме достаточно женской прислуги, которая отлично может хо¬ дить за больным. Короче говоря, Меритон, неужели ей никто не помогал в ее заботах обо мне? — Я помогал ей сколько мог, сударь, хотя мои негусы никогда так не удаются. Слушая тебя, можно подумать, что я все эти полгода 8* 211

без отдыха тянул портвейн! — с раздражением бросил Лайонел. — Бог с вами, сударь, да вы частенько й глотка не изволили отпить, хотя я всегда считал это дурным зна¬ ком, — вино-то. оставалось не потому, что оно было плохим. — Ну, хватит о твоем любимом питье! Мне даже слы¬ шать о нем уже противно! Но, Меритон, неужели никто из друзей и знакомых не справлялся о моем здоровье? — А как же, сударь! Главнокомандующий каждый день присылал адъютанта или слугу; и лорд Перси остав¬ лял свою карточку не реже... — Ах, это все простая вежливость... Но у меня ведь есть родственники в Бостоне... мисс Дайнвор, — разве она не в городе? — В городе, сударь, — ответил лакей, опять спокойно принимаясь расставлять пузырьки на ночном столике. — Где уж мисс Сесилии куда-нибудь ехать! — Она не больна, надеюсь? — Господи, меня прямо за сердце хватает не то с ра¬ дости, не то со страха, когда я слышу, что вы етять так быстро и громко говорите! Нет, не скажу, чтоб она была по-настоящему больна, но нет в ней такой живости и лов¬ кости, как у ее кузины, мисс Агнесы. — Почему ты так думаешь? — Потому что она все киснет: ни по хозяйству, ни рукоделием не займется, как другие. Усядется в кресло, в котором вы сейчас сидите, и сидит так часами не двигаясь, разве только вздрогнет, если ваша милость застонет, или изволит громко дышать через нос. Я так думаю, сударь, что она стихи сочиняет. Во всяком случае, она любит, что называется, предаваться «меланфолии». — Вот как! — сразу встрепенулся Лайонел, что не преминуло бы удивить более наблюдательного собесед¬ ника. — А почему ты думаешь, что мисс Дайнвор слагает стихи? — Да потому, сэр, что она очень часто держит в руках бумажку, и я видел, как она читала и перечитывала то же самое столько раз, что уж должна бы давно все запомнить паизусть, а стихотворцы всегда так поступают с тем, что сами напишут. — Может быть, это было письмо? — воскликнул Лайо¬ нел с такой живостью, что Меритон выронил склянку, ко¬ торую вытирал, к большому ущербу для ее содержимого. 212

— Бог ты мой, мистер Лайонел, как вы крикнули! Ну совсем как прежде! — Просто я поразился, что ты так тонко разбираешься в тайнах стихосложения, Меритон. — Все дело в практике, сударь, — самодовольно ухмыльнулся лакей. — Не могу сказать, чтобы я много упражнялся по этой части. Правда, однажды я сочинил «эпистафию» поросенку, который подох у нас в Равен- склифе, когда мы там были в последний раз; потом имел немалый успех со стихами о разбитой вазе, которую уро¬ нила горничная леди Бэб; дуреха уверяла, что это случи¬ лось из-за меня, — будто я хотел ее поцеловать, хотя всем, кто меня знает, понятно, что мне незачем бить вазы, чтобы добиться поцелуя у такой деревенщины! — Хорошо, хорошо! — прервал его Лайонел. — Как- нибудь, когда я наберусь сил, я охотно послушаю твои опу¬ сы, а теперь, Меритон, ступай в кладовую и посмотри, нет ли там чего-нибудь: я ощущаю симптомы возвращающе¬ гося здоровья. Польщенный камердинер тут же удалился, оставив своего хозяина наедине с его мыслями. Прошло несколько минут, а молодой человек все сидел, подперев рукой подбородок, и поднял голову, только когда вдруг услышал чьи-то легкие шаги. Он не ошибся: Сесилия Дайнвор стояла в нескольких шагах от его кресла; высокая спинка и подлокотники почти скрывали от ее взора сидев¬ шего в нем молодого человека. По тому, как она осторож¬ но ступала, стараясь не шуметь, ясно было, что она думала найти больного там, где видела его в последний раз и где он столько месяцев пролежал в забытьи, безразлич¬ ный ко всему. Лайонел следил за каждым ее движением, и, когда воздушная лента ее утреннего чепца откинулась в сторону, он поразился ее бледности. Но вот она отдерну¬ ла полог кровати и, не найдя там больного, в мгновение ока обернулась к креслу. Тут она встретилась взглядом с молодым человеком; он смотрел на нее с восторгом, и в глазах его светились огонь и мысль, которых они так дол¬ го были лишены. В порыве чувств и радостного изумления Сесилия бросилась на колени рядом с креслом и, сжимая руку Лайонела в своих маленьких ручках, восклик¬ нула: — Лайонел, дорогой Лайонел, вам лучше! Слава богу наконец-то вы пришли в себя! 213

Лайонел осторожно высвободил руку из доверчиво сжи¬ мавших ее нежных пальчиков и развернул вчетверо сло¬ женный лист, который она бессознательно вверила ему. — Милая Сесилия, — шепнул он зардевшейся девуш¬ ке, — это же мое собственное письмо! Я написал его, когда не знал, останусь ли жив, и выразил в нем самые чистые свои сердечные помыслы, — так скажите, смею ли я на¬ деяться, что вы его хранили, дорожа им? Сгорая со стыда, Сесилия на миг закрыла лицо руками, а затем, не в силах справиться с обуревавшим ее волне¬ нием, разрыдалась, как сделала бы всякая девушка на ее месте. Не к чему подробно повторять все нежные увеще¬ вания молодого человека, скажем только, что ему удалось не только остановить слезы Сесилии, но и побороть ее сму¬ щение: она подняла прелестное личико, и он прочел в ее ясном и доверчивом взгляде все, о чем только мог мечтать. В этом письме Лайонел так прямо и откровенно писал о своем чувстве, что гордость девушки не могла быть уязв¬ лена, и она столько раз его читала, что каждая фраза вре¬ залась ёй в память. К тому же Сесилия долго и любовно ухаживала за больным, и теперь ей и в голову не могло прийти прибегнуть к невинному кокетству, нередкому при подобных объяснениях. Она сказала все, что может в таких случаях сказать любящая, великодушная и скром¬ ная девушка, и надо признать, что, если Лайонел про¬ снулся почти здоровым, немногое сказанное ею совсем его исцелило. — И вы получили мое письмо наутро после битвы? — спросил Лайонел, снежно склоняясь к девушке, все еще стоявшей на коленях у его кресла. — Да, да, вы ведь велели отдать его мне в случае ва¬ шей смерти. Но больше месяца никто не чаял, что вы останетесь живы. Ах, если бы вы знали, что это был за страшный месяц! — Теперь все уже позади, ненаглядная моя! Слава богу, я буду здоров и счастлив! Да, слава богу, — пролепетала Сесилия, и на ее глазах снова навернулись слезы. — Ни за какие блага на свете я не согласилась бы вновь пережить подобное! — Дорогая Сесилия, — ответил он, — только лелея и оберегая вас от соприкосновения с грубьш миром, как сделал бы ваш отец, будь он жив, я могу надеяться отпла¬ 214

тить вам за всю вашу доброту и причиненные вам стра¬ дания. Она доверчиво подняла к нему сияющие глаза: — Я верю вам, Лайонел, — вы поклялись, и недостойно было бы сомневаться. Сесилия не противилась, когда он привлек ее к себе и прижал к груди. Но тут послышался шум: кто-то подни¬ мался по лестнице. Девушка вскочила, и не успел восхи¬ щенный Лайонел полюбоваться пунцовым румянцем на ее щеках, как она бросилась вон из комнаты с быстротой и легкостью лани. Глава XVIII Ставлю золотой — мертва! Шекспир, «Гамдет» Лайонел еще не опомнился от радостного волнения только что описанной сцены, как непрошеный гость, опо¬ вестивший о себе необычно тяжелым и гулким топотом, словно он передвигался на костылях, вошел в дверь, про¬ тивоположную той, за которой скрьшась Сесилия, и мгновение спустя раздался веселый, раскатистый голос посетителя: — Да хранит тебя бог, Лео, и нас всех, потому что мы нуждаемся в его защите! Меритон сказал мне, что у тебя наконец появился первый признак истинного здоровья — хороший аппетит. Я готов был кинуться к тебе наверх с риском сломать себе шею, чтобы выразить свою радость, но потихоньку от миссис Лечмир заглянул на кухню показать повару, как надо жарить бифштексы, которые они тебе готовят. Превосходная штука после долгого сна, и чертов¬ ски питательная! Слава богу, мой бедный Лео! Твои весе¬ лые глаза так же благотворно действуют на мое настрое¬ ние, как кайеннский перец на желудок. Последние слова Полуорт проговорил почему-то хрип¬ ло и, отпустив руку своего воскресшего друга, поспешно отвернулся, якобы затем, чтобы пододвинуть стул, а сам смахнул слезу и громко откашлялся и только после этого сел. Во время всех этих маневров у Лайонела было время заметить, как сильно изменился капитан. Его фигу¬ 215

ра, хотя все еще полная, утратила былую округлость, а одну из иижних конечностей, которыми природа наде¬ лила человеческий род, заменяла топорно сделанная, под-* битая железом деревянная нога. Эта печальная перемена особенно поразила майора Линкольна, который продол¬ жал глядеть на деревяшку подозрительно увлажнивши¬ мися глазами даже после того, как Полуорт удобно рас¬ положился на своем мягком стуле. — Я вижу, ты смотришь на мою подпорку, — сказал Полуорт с притворным равнодушием, поднимая искусст¬ венную конечность и похлопывая по ней тростью. — Ко¬ нечно, она вырезана не столь изящно, как сделал бы ее, скажем, Фидий, но в таком месте, как Бостон, она неоце¬ нима, хотя бы потому, что нечувствительна ни к голоду, ни к холоду. — Значит, американцы упорствуют? — спросил^ Лайо¬ нел, который был рад переменить разговор. — Г9Р0Д все еще в осаде? — Они держат нас в постоянном страхе, с тех пор как море у берегов замерзло и открылся путь в самое сердце города. Вашингтон, их доморощенный генералиссимус из Виргинии, прибыл вскоре после того дела на полуострове (вот проклятая история, Лео!), а с ним все атрибуты на¬ стоящей армии. С того времени американцы подтянулись и стали больше походить на регулярное войско, хотя, если не считать мелких стычек, они предпочитают держать нас взаперти в нашем закутке, как беспокойных поросят. — А что Гедж? Как он? — Гедж! Мы отослали его, как супницу, когда суп съеден. Нет, нет, как только министры поняли, что мы покончили с ложками и всерьез взялись за вилки, они на¬ значили главнокомандующим Мрачного Билли, а сейчас мы перестреливаемся с мятежниками, которые уже почув¬ ствовали, что наш вождь в военном деле не новичок. — Да, с такими помощниками, как Клинтон и Бергойн, и располагая отборными войсками, позицию удержать легко. — Ни одну позицию не легко удержать, майор Лин¬ кольн, ежели тебя морят голодом и холодом. — Разве положение настолько отчаянно? — Об этом можешь судить сам, друг мой. Когда пар¬ ламент закрыл Бостонский порт, в колониях поднялся ро¬ пот, а теперь, когда мы его открыли и рады бы получить 216

их припасы, черта с два, ни одно судно своей охотой не входит в гавань... А, Меритон, я вижу, ты принес биф¬ штекс. Поставь-ка его сюда, поближе к хозяину, и принеси еще одну тарелку — я неважно позавтракал сегодня утром...Так что мы вынуждены довольствоваться собст¬ венными ресурсами. Но и тут мятежники не дают нам спокойно ими насладиться,.. Мясо чудесно зажарено: ви¬ дишь, как кровь сочится из-под ножа!.. Они дошли до того, что снарядили каперские суда, которые перехватывают наше продовольствие, и счастлив тот, кто может сесть за такую трапезу, как эта. — Я никак не ожидал, что американцы окажутся спо¬ собными поставить нас в такое затруднительное поло¬ жение. — То, что я рассказывал, хоть и очень серьезно, но не самое страшное. Если человеку повезло и он достал, из чего приготовить обед... надо было потереть тарелкрг лу¬ ковкой, мистер Меритон... то ему еще надо раздобыть дров, чтобы его сварить. — Видя блага, которыми я окружен, мой добрый друг, я не могу не думать, что ты по пылкости фантазии не¬ сколько преувеличиваешь размеры бедствия. — А ты не думай такой глупости. Вот погоди, выйдешь из дому и убедишься, что все, к сожалению, правда. По части еды, если мы еще не дошли до того, чтобы пожирать друг друга, подобно жителям осажденного Иерусалима, то чаще всего находимся в еще худшем положении, так как вовсе лишены какой-либо здоровой пищи. А посмотрел бы ты, какая начинается потасовка между американцами и нашими из-за несчастного бревнышка, плывущего мимо города среди льдин, — и все это полуобмороженными рука¬ ми, — тогда бы ты сразу поверил. Счастье, если пропитан¬ ный водой обломок старого причала не вызовет артилле¬ рийской перестрелки. Все это я тебе рассказываю не потому, что брюзжу, Лео; слава богу, пальцев на ногах, которые нужно держать в тепле, у меня только половина, а что касается еды, мне многого не надо, раз уж, к вели¬ кому моему прискорбию, мою бренную оболочку столь изрядно обкорнали. Когда его друг попытался пошутить над своим не¬ счастьем, Лайонел на несколько секунд грустно умолк, но потом с вполне естественной для молодого человека быстротой перехода от печали к радости воскликнул: 217