твоего отечества? Какие еще коварные намерения внушил тебе твой неукротимый нрав? — Ты говоришь со мной жестоким языком, Элис Дан- скомб, — с холодной суровостью ответил незнакомец, — а ведь было время, когда меня после недолгих отлучек встре¬ чали более ласковыми словами. — Я этого не отрицаю. Я не могу, если бы и хотела, скрыть мою слабость от себя самой или от тебя. Я даже хотела бы, чтобы она стала известна всему миру. Было время, когда я глубоко уважала тебя, доверилась тебе и в безрассудстве своем забыла свои самые священные обя¬ занности. За эту слабость господь жестоко покарал меня твоими дурными делами. — Зачем отравлять нашу встречу бесполезными вза¬ имными упреками? — спросил ои. — У нас есть много что сказать друг другу, прежде чем ты сообщишь, с каким милосердным делом ты сюда явилась. Хорошо тебя зная, Элис, я понимаю, что ты чувствуешь опасность, мне угро¬ жающую, и отважишься на все для моего спасения. Твоя мать... она еще жива? — Нет, она последовала за покойным отцом, — отве¬ тила Элис Данскомб, закрывая руками бледное лицо. — Я осталась одна, совсем одна. Ибо тот, кто был для меня всем, изменил своей стране и стал недостойным моего доверия. Эти слова чрезвычайно взволновали моряка. Он под-" нял взор, дотоле спокойный, на лицо собеседницы и начал быстро ходить взад и вперед по комнате. — Я многое мог бы сказать в свое оправдание, — на¬ конец ответил он, — многое, чего ты не знаешь. Я покинул родину, потому что не встречал здесь ничего, кроме угне¬ тения и несправедливости, и, конечно, не мог просить тебя связать свою судьбу с судьбой беглеца без имени и состоя¬ ния. А сейчас я могу доказать тебе свою преданность. Ты говоришь, что осталась одна. Но тебе незачем оставаться одной! Убедись, насколько ты была неправа, когда сомне¬ валась, что в один прекрасный день я смогу заменить тебе отца и мать. Подобное предложение, сделанное даже с некоторым опозданием, всегда звучит приятно для слуха женщины, и Элис несколько смягчилась, хотя слова ее оставались столь же суровыми. — Ты говоришь совсем не так, как человек, жизнь ко^ 530

торого висит на волоске. Куда же ты поведешь ме¬ ня? В лондонский Тауэр? 1 — Не думай, что я уж настолько безразличен к себе и не принял доста¬ точных мер предосторож¬ ности, — с большим хлад¬ нокровием ответил незна¬ комец. — Отряд храбрых молодцов только и ждет моего сигнала, чтобы раз¬ давить, как червяка, жал¬ кие силы вашего офицера. — Значит, предполо¬ жение полковника Говар¬ да было справедливо! Те¬ перь понятно, как неприятельские суда прошли через мели! Ты был их лоцманом! — Да. — Что? Неужели ты используешь знания, приобретен¬ ные тобой в расцвете невинной юности для того, чтобы принести горе и опустошение на порог тех, кого ты когда- то знал и почитал! Джон, Джон! Неужели образ девушки, которую ты на заре ее юности и невинной красоты, как будто любил, так слабо запечатлелся в твоем сердце, что его не смягчают несчастья тех, среди кого она была рожде¬ на и кто составляет ее маленький мир? — Ни один волос их не будет тронут, ни одна соломин¬ ка на их крышах не будет сожжена, и даже самый подлый из них может спать спокойно — и все это* ради тебя, Элис! Англия начала эту войну с нечистой совестью и окровав¬ ленными руками, но сейчас все это будет забыто, хотя именно сейчас у нас есть возможность и сила дать ей испы¬ тать нашу месть на ее собственной земле. Нет, не ради этого явился я сюда. — Зачем же тогда ты, зажмурив глаза, бросился в эту западню, где вся твоя хваленая охрана не выручит тебя? Ибо стоит лишь громко назвать твое имя даже здесь, в темных и унылых коридорах этой уединенной обители, как эхо еще до утра разнесет его далеко кругом и целый народ поднимет оружие, чтобы наказать тебя за дерзость. 1 Тауэр — крепость-тюрьма в Лондоне. 18 531

— Имя мое уже не раз повторялось здесь, и не с лю¬ бовью, — презрительно ответил лоцман. — Все население дрожало при звуках его, и трусливые негодяи бежали от человека, который был жертвой их несправедливости. Я гордо поднял знамя новой республики на виду у трех королевств, и ни сила их оружия, ни долговременная опытность не могли вырвать его из моих рук. Да, Элис, эхо ваших восточных холмов еще повторяет залпы моих пушек, и это делает мое имя еще более грозным для слуха ваших сонливых иоменов 1. — Не хвались минутным успехом, — сказала Элис, — ибо наступит день сурового и тяжкого возмездия. И не льсти себя пустой надеждой, что имя твое, которое наво¬ дит ужас на честных подданных, способно изгнать мысли о доме, родине и близких из разума всех, кто его слышйт. Я сама начинаю сомневаться, не изменяю ли я священно¬ му долгу, слушая тебя, вместо того чтобы оповестить всю Англию об угрозах ее преступного сына. Лоцман, все это время ходивший но комнате, быстро обернулся и, взглянув Элис в лицо, ответил ей мягким тоном человека, который знает, что ему нечего бояться: — Неужели это Элис Данскомб? Та добрая, велико¬ душная девушка, которую я знавал в юности? Но повто¬ ряю: твой угроза не испугала бы меня, даже если бы ты была способна ее выполнить. Я сказал, что стоит мне дать сигнал — и сюда прибегут люди, которые легко справятся со здешними солдатами. — Правильно ли ты оценил свои силы, Джон? — спро¬ сила Элис, невольно выдавая глубокую заботу о его без¬ опасности. — Учел ли ты, что с восходом солнца может появиться мистер Диллон с отрядом кавалерии? Ни для кого здесь не тайна, что он уехал за подкреплением. — Диллон! — с удивлением воскликнул лоцман. — Кто это? И почему это он вдруг решил отправиться за этим усилением здешней охраны?- — Не смотри на меня так, Джон, будто хочешь про¬ никнуть во все тайны моего сердца! Не я подсказала ему этот шаг. Неужели ты способен даже подумать, что я мо¬ гу тебя предать? Но он действительно уехал, и, так как 1 Иомены — средние и зажиточные крестьяне в Англии кон¬ ца XIV—XVIII веков, основа английского ополчения того вре¬ мени. 532

ночь на исходе, тебе следует воспользоваться оставшимся часом и всерьез позаботиться о своей безопасности. — Не бойся за меня, Элис! — гордо ответил лоцман, и слабая улыбка скользнула по его плотно сжатым губам.— Но, но правде говоря, его отъезд мне не нравится. Как ты назвала его? Диллон? Он из фаворитов короля Георга? — Он, в отличие от тебя, верный подданный своего го¬ сударя и, хотя родился в восставших колониях, сохранил свою добродетель незапятнанной среди преступлений и искушений нынешних времен. — Американец! И предатель свобод рода человеческо¬ го! Клянусь небом, ему лучше не встречаться со мной, ибо, если он попадется мне в руки, наказание его будет при¬ мером для других изменников! — А разве ты сам не изменник? Разве у тебя даже сейчас, когда ты дышишь воздухом родной страны и бро¬ дишь по ней под покровом ночного тумана, нет отчаянно¬ го намерения нарушить ее мир и счастье? Гордость, гргев и негодование заблистали в глазах лоц¬ мана, а железное тело его задрожало от волнения, когда он ответил: — Можешь ли ты сравнить его подлую и эгоистич- иую измену, истинная цель которой состоит в том, чтобы возвеличить кучку людей за счет миллионов, с благород¬ ным порывом, заставляющим человека бороться в защиту священной свободы? Я мог бы сказать тебе, что я поднял оружие за общее дело моих сограждан и соотечественни¬ ков, что, хотя нас разделяет океан, все мы дети одного парода и что рука, угнетающая одних, наносит вред и дру¬ гим. Но я презираю подобные мелочные оправдания. Я был рожден в этой стране и хочу быть ее гражданином. Моя душа не может подчиниться произволу тиранов и наемников, и я готов бороться с угнетением, чьим бы име¬ нем оно ни прикрывалось и какими бы пустыми словами оно ни оправдывало свои преступления. — Ах, Джон, Джон! Хотя слова эти могут пленять мя¬ тежный слух, мне они кажутся бредом безумия. Напрасно создаете вы новые системы правления или, скорее, разо¬ рения, противные всему тому, что до сих пор почиталось людьми и что приносит им мир и счастье. Чего стоят твои тонкие соображения и ложные доказательства против при¬ зывов сердца? Это оно говорит нам, где наш родной дом и как мы должны его любить. 533

— Ты рассуждаешь, как слабая, подвластная предрас- судкам женщина, — более спокойно сказал лоцман, — как женщина, готовая заковать народы в кандалы, которыми скованы вы, женщины, и молодые и старые. — А какими же более священными или более тесны¬ ми узами, чем семейные, могут быть соединены люди?
– - спросила Элис. — Разве не сам бог создал семью и разве народы не берут начало от семьи, как ветви от ствола, по¬ ка дерево не раскинет вершину над всей страной? Узы, связывающие человека с его народом, — старинные и свя¬ щенные узы, их нельзя разорвать, не покрыв себя позо¬ ром. Лоцман презрительно улыбнулся и, распахнув на гру¬ ди свой грубый камзол, извлек один за другим несколько предметов, которые с гордостью показал Элис. — Смотри, Элис! — сказал он. — Это ты называешь позором! Этот широкий пергамент с большой печатью подписан рукой короля Людовика! А этот крест, укра¬ шенный драгоценными камнями, — подарок той же царст¬ венной руки! Станут ли делать такие подарки людям, по¬ крытым позором? И прилично ли бесчестить именем «шот¬ ландского пирата» человека, которого удостаивали своим обществом короли и знатнейшие люди? — А разве ты не заслужил это прозвище, Джон, сво¬ ей безжалостностью и злобным нравом? Я могла бы цело¬ вать безделушки, которые ты показал мне, будь они в ты¬ сячу раз менее прекрасны, но возложены на твою грудь твоим законным государем; теперь же они кажутся мне лишь несмываемым пятном на груди осужденного пре¬ ступника. Что же касается твоих благодетелей, то я слы¬ шала о них: мне кажется, что королева могла бы зани¬ маться более почтенным делом, чем поощрять улыбками неверных подданных других монархов, хотя бы и ее вра¬ гов. Один лишь бог знает, когда он отвратит от нее свое лицо и не поднимется ли дух недовольства среди ее соб¬ ственного народа! Горько будет ей вспомнить тогда, как она сама когда-то поддерживала мятеж! ^ То, что прекрасная королева Антуанетта удостоила мои услуги своим августейшим одобрением, для меня не последняя награда, — ответил лоцман с притворной скром^ ностыо, хотя затаенная гордость сквозила во всей его шн зе. — Но не произноси ни слова ей в порицание, ибо ты не знаешь, кого судишь. Она прославлена не только вы¬ 534

соким происхождением и положением, сколько доброде¬ телью и красотой. Какая другая женщина в Европе может сравниться с ней? Дочь императора, супруга могуществен¬ нейшего из королей, настоящий кумир своего народа, ко¬ торый лежит у ее ног! Воля провидения вознесла ее на высоту вне пределов всех человеческих бедствий. — Но ..разве ей не свойственны заблуждения, Джон? И, если ей не дана какая-то не доступная прочим людям чистота, ей еще, быть может, придется испытать на себе карающую десницу того, в чьих глазах весь ее блеск и власть невесомы, как воздух, которым она дышит, и ни¬ чтожны в сравнении с его собственным справедливым за¬ коном! Однако признайся, Джон, если ты гордишься тем, что был допущен поцеловать подол платья французской королевы, и тем, что был принят в общество высокорож¬ денных придворных дам, разодетых в самые богатые на¬ ряды, — признайся хоть самому себе: нашел ли ты сре¬ ди них такую, чей язык оказался достаточно смелым, чтобы сказать тебе правду, и чье сердце было в истинном согласии с ее устами? — Разумеется, ни одна из них не осыпала меня теми упреками, какие я сегодня выслушал от Элис Данскомб, встретившись с ней после долгих шести лет разлуки, — ответил лоцман. — Я высказала тебе святую правду, Джон, и мне очень хочется, чтобы ты прислушался к моим словам, хотя и не привык к подобным разговорам. О! Помни, что женщина, осмелившаяся упрекать человека, чье имя наводит ужас на обитателей берегов этого острова, руководствуется только заботой о твоем вечном спасе¬ нии. — Элис, Элис! Ты сводишь меня с ума своими реча¬ ми! Разве я чудовище, которым пугают беззащитных жен¬ щин и беспомощных детей? Что означают эти эпитеты в соединении с моим именем? Неужели ты поверишь под¬ лой клевете, к которой всегда прибегают ваши правители, стараясь подорвать славу тех, кто выступает против них, а особенно тех, кто выступает успешно? Мое имя мо¬ жет наводить страх на офицеров королевского флота, но почему и когда оно стало грозой для беспомощных мир¬ ных людей? Элис украдкой бросила на лоцмана робкий взгляд, ко^ торый был красноречивее ее слов, и ответила: 535

Не знаю, все ли правда в том, что рассказывают-о тебе и о твоих поступках. В горечи и печали своей я часто молилась, чтобы в день страшного суда ты не отвечал да¬ же за десятую часть того, в чем тебя обвиняют. Но я дав¬ но и хорошо знаю тебя, Джои, и не дай господь, чтобы в эту торжественную минуту, может быть, последнего на¬ шего свидания па этом свете слабость женщины заста¬ вила меня забыть о долге христианки. Слыша злобные слова и чудовищные обвинения, нагромождаемые против твоего имени, я часто думала, что люди, говорящие столь опрометчиво, мало знают человека, которого они поносят. Но, хотя временами, или почти всегда, ты бываешь мягок и спокоен, как самое тихое море, по которому тебе доводи¬ лось плыть, все же бог наделил тебя кипучими страстя¬ ми, которые, разыгравшись, подобны южным водам, раз¬ буженным ураганом. Мне трудно сказать, куда эта не¬ истовая душа может завести человека, раздраженного мнимыми обидами, если он уже забыл свою родину и свой дом и внезапно обрел силу, чтобы проявлять свой ярост¬ ный гнев. Лоцман слушал ее с глубоким вниманием, и острый вЗор его, казалось, проникал до самых истоков ее мыс¬ лей, которые она не решалась высказать полностью. Тем не менее он вполне владел собой и ответил тоном, в ко¬ тором было больше печали, чем возмущения: — Если что-либо может привести меня к твоему ми¬ ролюбивому и отвергающему сопротивление образу мыс¬ лей — это то, что и тебя гнусные языки моих трусливых врагов заставили усомниться в благородстве моего пове¬ дения. Что значит слава, если человека можно до такой степени очернить даже перед лицом его ближайших дру¬ зей?.. Но хватит этих ребяческих рассуждений! Они не¬ достойны ни меня самого, ни моих трудов, ни священно¬ го дела, которому я обещал служить! — Нет, не отвергай их, Джон, — сказала Элис, бес¬ сознательно кладя руку на его плечо. — Они подобны росе для опаленной травы и могут пробудить твои юноше¬ ские чувства и смягчить сердце, зачерствевшее скорее из-за дурных привычек, чем из-за низменных побужде¬ ний. — Элис Данскомб, — сказал лоцман, приближаясь к ней с серьезным и торжественным видом, — я многое узнал сегодня, хотя явился сюда совсем не за этий. Ты 536

показала мне, сколь ядовито дыхание клеветы и сколь трудно сохранить доброе имя. Не менее двадцати раз встречал я наемников твоего короля в открытом бою, му¬ жественно сражаясь под флагом, который впервые был поднят моей рукой и который мне еще ни разу не дове¬ лось видеть спустившимся хоть на дюйм. За всю службу я не могу упрекнуть себя ни в одном трусливом или бесче¬ стном поступке. И чем же я вознагражден? Язык гнусного клеветника острее шпаги воина и оставляет неизгладимый шрам. — Ты никогда не говорил более справедливо, Джон! — промолвила с большим чувством Элис. — Ты сказал, что в двадцати боях рисковал своей драгоценной жизнью. Те¬ перь ты видишь, сколь мало благоприятствует небо участ¬ никам мятежа! Говорят, что никогда еще мир не видел более отчаянной и кровавой борьбы, чем эта последняя, гул которой донес имя твое до самых отдаленных уголков нашего острова... — Оно будет славным везде, где станут говорить о мор¬ ских битвах! — прервал ее лоцман с гордым волнением, которое начало сменять грусть, появившуюся было на его лице. — И все же эта неверная слава не убережет имени твоего от бесчестья, и мирские награды победителя не бу¬ дут равны наградам побежденных. Известно ли тебе, что наш милостивый монарх, считая дело твоего последнего противника священным, осыпал его своими королевскими милостями? — Да, он посвятил его в рыцари! — с презрительным и горьким смехом воскликнул лоцман. — Что ж, пусть ему снова дадут корабль, а мне другой, и я обещаю ему титул графа, если новое поражение даст ему на это право! — Не говори так опрометчиво и не хвались, что тебя охраняют какие-то силы. Они могут изменить тебе, Джон, как раз тогда, когда ты в них будешь особенно нуждаться и меньше всего ожидать," что счастье тебе изменит, — возразила Элис. — Бой не всегда вьшгрывает сильней¬ ший, так же как бег — быстрейший. — Не забывай, что твои слова имеют двоякий смысл, милая Элис! Действительно, бой не всегда выигрывает сильнейший, зато в беге неукоснительно побеждает бы¬ стрейший. Да, да, очень часто трусов спасало от меня 537