— Пойди и скажи это патрициям. Они весьма ну¬ ждаются в откровенном совете и увещевании церкви. — Сын мой, гордость, злоба и упрямство звучат в твоих ответах. Грехи сенаторов — а будучи людьми, и они не безгрешны — не могут служить оправданием твоих грехов. Если даже ужасный приговор обречет человека на казнь, преступления против бога останутся в их перво¬ зданном безобразии. Люди могут пожалеть того, кто без¬ винно пострадал от их гнева, но церковь лишь тому да¬ рует прощение, кто, осознав свои заблуждения, искренне в них раскается. — Падре, вы пришли исповедовать кающегося греш¬ ника? — Таково данное мне поручение. Я глубоко этим огор¬ чен, и, если правда то, чего я опасаюсь, мне особенно жаль, что под карающей десницей правосудия придется склонить голову человеку твоих лет. Антонио улыбнулся и вновь обратил взгляд к ослепи¬ тельной полосе света, скрывшей лодку браво. — Падре, — сказал он, после того как его долгое и пристальное наблюдение закончилось, — не будет боль¬ шого вреда, если я открою правду человеку, облеченному святым саном. Тебе, должно быть, сказали,, что здесь, на лагунах, находится преступник, навлекший на себя гнев Святого Марка? — Ты прав. — Нелегко догадаться, когда Святой Марк доволен, а когда нет, — продолжал Антонио, спокойно закидывая свою удочку. — Ведь он так долго терпел тхэго самого че¬ ловека, кого теперь разыскивают. Да, его пускали и к са¬ мому дожу. У сената есть на то свои причины, скрытые от понимания невежественных людей, но для души несчаст¬ ного юноши было бы лучше, а для республики — пристой¬ нее, если б она с самого начала строже отнеслась к его поступкам. — Ты говоришь о другом! Значит, не ты преступник, какого они ищут? — Я грешен, как и все рожденные женщиной, благо¬ честивый кармелит, но моя рука никогда не держала дру¬ гого оружия, кроме доброго меча, которым я разил нехри¬ стей. А только что здесь был человек и — мне горько это говорить, — он не может сказать того же1 ^ И он скрылся? 198

Падре, у вас есть глаза, и вы сами можете ответить на этот вопрос. Его здесь нет, и, хотя он не так уж да¬ леко, самой быстрой гондоле Венеции, хвала святому Марку, теперь его не догнать! Кармелит склонил голову, и губы его зашептали не то молитву, не то благодарение богу. *— Монах, ты огорчен, что грешник бежал? *— Сын мой, я радуюсь тому, что мне не придется ис¬ полнять сей тягостный долг, но и скорблю, что есть душа столь развращенная, что долг этот должен быть выполнен. Позовем же слуг республики и скажем им, что поручение невыполнимо. — Не торопись, добрый падре. Ночь тиха, а наемники заснули у своих весел, словно чайки на лагунах. У юноши останется больше времени для раскаяния, если его никто не потревожит. Кармелит, поднявшийся было на ноги, тотчас сел вновь, точно им руководило сильное внутреннее побу¬ ждение. — Я думал, что он успел уже далеко уйти от по¬ гони, — пробормотал монах, как бы извиняясь за свою излишнюю поспешность. — Он слишком дерзок и, боюсь, поплывет назад к ка¬ налам, так что вы можете встретиться с ним возле горо¬ да... а может быть, за ним охотятся и другие гондолы рес¬ публики. Одним словом, падре, самый надежный способ уклониться от исповедования наемного убийцы — это вы¬ слушать исповедь рыбака, который давно уж не имел случая покаяться в грехах. Люди, стремящиеся к одной цели, понимают друг друга с полуслова. Кармелит уловил желание Антонио. Он откинул капюшон, и старому рыбаку открылось лицо монаха, готового выслушать его исповедь. — Ты христианин, и человеку твоего возраста не при¬ ходится напоминать, что должен чувствовать кающийся грешник, — начал монах. — Я грешен, падре. Наставь меня и отпусти мне грехи, чтобы я мог надеяться на спасение. — Молитва твоя услышана, а просьба будет испол¬ нена. Приблизься и преклони колена. Антонио прикрепил удочку к сиденью, осмотрел с обычной тщательностью свою сеть, набожно перекре¬ стился и стал перед кармелитом на колени. Началась 199

йспойеДь. гТяжКйе переживания придали словам й мыслям рыбачка достоинство, которое монах не привык встречать у людей этого сословйя. Он поведал, какие надежды свй- зывал со своим мальчиком и как они были разрушены несправедливыми и бездушными действиями государства, рассказал обо всех своих попытках освободить внука, о дерзких уловках во время состязания гребцов и символи¬ ческого обручения дожа с Адриатикой. Подготовив таким сбразом кармелита к пониманию природы греховных страстей, в Которых долг повелевав ему теперь признаться, старик рассказал об этих страстях и о том влияний, какое о'йй оказали на его Душу, привыкшую жить в мире с л!юдьми. Он говорил просто, ни о чем не умалчивая, и речь его внушила монаху уважение и йробудила в нём горячее участие. — Как мог ты дать волю подобным чувствам по отно¬ шению к таким почитаемьгм и могущественным венециан¬ цам? — воскликнул монах, изображая суровость, которой ой вовсе не чувствовал. — Перед богом признаю свой грех! В ожесточении сердца я проклинал их, ибо они казались мне людьми, ли¬ шенными сочувствия к беднякам, и бессердечными, как мраморные ста!туи в их дворцах. — Ты знаешь, что, если хочешь быть прощенным, должен сам прощать. Можешь ли ты, не, тая злобы ни на кого, забыв причиненное тебе зло, можешь ли ты р хри¬ стианской любовью к ближним молиться тому, кто принял смерть ради спасения рода человеческого, за тех, кто заставил тебя страдать?. Антонио опустил голову на обнаженную грудь и, каза¬ лось, вопрошал свою душу, =— Падре, — произнес он смиренно, — надеюсь, что могу. — Не следует на свою погибель говорить, не поду¬ мавши. Небесный свод над нашей головой скрывает око, которое охватывает взором всю Вселенную и заглядывает в самые сокровенные тайники человеческого сердца; Спо¬ собен ли ты, сокрушаясь о своих собственных грехах, простить патрициям их заблуждения? — Моли бога о них, святая Мария, как я сейчас прошу к ним милосердия! Падре, я прощаю их. — Амипь! 200

Кармелит поднялся и стал над коленопреклоненным Антонио; лицо его, озаренное светом луны, выражало глу¬ бокое сострадание. Воздев руки к звездам,. он произнес слова отпущения грехов, и в голосе его, звучала пламен¬ ная вера/ —. Аминь! Аминь! — воскликнул Антонио, вставая и крестясь, — Да помогут мне святой Антоний и. пречистая дева исполнить свой долг! — Я буду поминать. тебя, сын мой, в моцх молитвах. Прими мое благословение, чтобы я мог уйти. Антонио вновь преклонил колена, и кармелит твердым голосом благословил его. Исполнив этот последний обряд, оба некоторое время безмолвцо молились, после чего тем, кто находился в государственной гондоле, был подан знак приблизиться. Гондола рванулась вперед и через мгнове¬ ние была уже рядом. Два человека перебрались в лодку Антонио и услужливо помогли монаху занять свое; место в гонДоЛе республики. — Преступник исповедался? — полушецотом спросил один из них, по-видимому старший. — Произошла ошибка. Тот, кого вы ищете, усколь¬ знул. Этот престарелой человек — рыбак, по имени Анто¬ нио,'и’он едва ли повинен в серьезных преступлениях против Святого Марка. Брквб уплыл но направлению к острову Святого Георга, и его следует искать не здесь. Офицер отпустил; монахй, Который быстро подошел к балдахину и, обернувшись, бросил последний взгляд на лицо рыбака. Заскрипел канат, и резкйй рыбфк сдвинул с места якорь лодки Антонио. Послышался громкий всплёск воды, и обе лодки, словно сцепившись, вместе помчались прочь, покорные отчаянным усилиям гребцов. В гондоле республики с ее темной, похожей на катафалк кабиной виднелось прежнее число гребцов* склонившихся над вес¬ лами, лодка же рыбака была пуста! Плеск весел и звук от погружения в воду тела Анто¬ нио смешались с шумом моря. Когда рыбак после своего падения всплыл на поверхность, он оказался один среди обширного безмятежного водного пространства. Воз¬ можно, у него затеплилась смутная надежда, когда, вы¬ нырнув из морской пучины, он очутился среди дивного великолепия лунной ночи. Но купола спящей Венеции были слишком далеки и недосягаемы для человеческих сил, а лодки с бешеной скоростью мчались по направле¬ ,201

нию к городу. Рыбак повернулся и поплыл с трудом, ибо голод и утреннее напряжение истощили его силы; он не сводил глаз с темного пятнышка, которое, как он твердо знал, было лодкой браво. Якопо не отрываясь следил за всем происходящим, до предела напрягая зрение. Преимущество его положения состояло в том, что он все видел, сам оставаясь незамечен¬ ным. Он видел, как кармелит совершал отпущение грехов, а затем подошла большая лодка. Он услышал всплеск бо¬ лее громкий, чем удар весел о воду, и увидел, как уно¬ сится на буксире пустая гондола Антонио. Едва гребцы республиканской гондолы успели взметнуть воды лагун своими веслами, как его собственное весло пришло в дви¬ жение. — Якопо! Якопо! — пугающе слабо донеслось до его ушей. Якопо узнал этот голос и сразу же понял все, что про¬ изошло. Вслед за криком о помощи послышался шум волны, вспенившейся перед носом гондолы браво; Звук рассекаемой воды был подобен дыханию ветра. За кормой оставались рябь и пузыри, словно обрывки облаков, гони¬ мых ветром по звездному небу; могучие мускулы, которые уже показали в этот день такую исполинскую силу на гонках гондол, теперь, казалось, трудились с удвоенной энергией. Сила и ловкость чувствовались в каждом взмахе весла, и гондола темным пятном летела вдоль светящейся полосы подобно ласточке, касающейся воды своим крылом. — Сюда, Якопо... ты правишь мимо! Нос гондолы повернулся, и горящие глаза браво уло¬ вили очертания головы рыбака. — Быстрей, Якопо, друг... нет сил! Вновь рокот волн заглушил голос рыбака. Якопо бе¬ шено заработал веслом; при каждом ударе легкая гон¬ дола словно взлетала над водой. — Якопо... сюда... дорогой Якопо! «— Да поможет тебе матерь божья, рыбак! Я иду! — Якопо... мальчик! Мальчик! Вода забурлила, рука мелькнула в воздухе и исчезла. Гондола подплыла к месту, где она виднелась только что, и, задрожав, мгновенно остановилась, повинуясь обрат¬ ному взмаху весла, согнувшему ясеневую лопасть, как тростинку. 202

Плеск весел и звук от погружения в воду тела Антонио смешались с шумом моря.

Лагуна закипела от этих неистовых движений, но, когда волнение улеглось* вода стала вновь безмятежно¬ спокойной, как отражавшийся в ней синий небосвод. — Антонио! — вырвалось у браво. Ужасающее безмолвие последовало за этим зовом. Ни ответа, ни признака человеческого тела. Якопо стиснул рукоять весла железными пальцами; звук. собственного дыхания заставил его вздрогнуть, Повсюду, куда ни устремлялсц его лихорадочный взгляд, он видел глубокий покой коварной стихии, столь, грозной в своем гневе, По¬ добно, сердцу человека, ^на, казалось, сочувствовала уми¬ ротворенной красоте полуночи, но и, как сердце человека, скрывала в глубине своей страшные тайны. Глава XVI Еще немного дней, ночей тревожных, И я усну спокойно — только где? — Значенья не имеет... 'Прощай же, Анджолина. Байрон» «Марино Фальёро» Когда кармелит вернулся в покои донны Вирлетты, лицо его было смертельно бледно, и он с трудом добрался до кресла. Монах едва ли обратил внимание на то, что визит дона Камилло Монфорте слишком затянулся й что глаза пылкой Виолетты сияют радостным блеском. Счаст¬ ливьте влюбленные — ибо герцогу святой Агаты удалось вырвать эту тайну у своей возлюбленной, если только можно назвать тайной то, что Виолетта почти не пыта¬ лась скрыть, — тоже не сразу заметили его возвращение; монах прошел через всю комнату, прежде чем даже спо¬ койный взгляд донны Флоринды обнаружил его присут¬ ствие. — Уж не больны ли вы! — воскликнула гувернант¬ ка. — Отца Ансельмо, вероятно, вызывали по очень важ¬ ному делу! Монах откинул капюшон, под которым ему было трудно дышать, и все увидели мертвенную бледность его лица. Взор его, полный ужаса, блуждал по лицам окру¬ жающих, словно он силился вспомнить этих людей. 204

Фердинандо!. Отец Ансельмо! — поспешно попра¬ вилась донна Флоринда, не сумев, однако, утаить волне¬ ние. Скажите что-нибудь... Вы страдаете! — Болит мое сердце, Флоринда! — Не скрывайте от нас... Еще 1 какие-нибудь дурные вести? Венеция... — Страшное государство! — Почему вы покинули нас? Почему в столь важную минуту для нашей воспитанницы... когда решается ее судьба, ее счастье... вас не было так долго? Виолетта с удивлением взглянула на часы, но ничего не сказала. — Я был нужен властям, — ответил монах, тяжелым вздохом выдав свое страдание. — Понимаю, падре. Вы дали отпущение грехов осу¬ жденному? — Да, дочь моя. И немногие оставляют эту юдоль та¬ кими умиротворенными, как он. Донна Флоринда прошептала короткую молитву за упокой души усопшего и набожно перекрестилась. Ее примеру последовала Виолетта, и у дона Камилло, благо¬ говейно склонившего голову рядом с прелестной соседкой, губы зашевелились в молитве. — Это был справедливый приговор, падре? — спросила донна Флоринда. — Нет! — с жаром воскликнул монах. — Или люди совсем утратили ведру. Я был свидетелем смерти человека, более достойного жить, как, впрочем, и более готового умереть, чем те, кто вынес ему приговор. Что за страшное государство Венеция!. — Эти люди распоряжаются и твоей судьбой, Виолет¬ та, — сказал дон Камилло.—И твое счастье будет отдано в руки этих ночных убийц. Скажите нам, падре, ваша трагедия имеет какое-либо отношение к Виолетте? Нас окружают непостижимые тайны, и они столь же ужасны, как сама судьба. Монах перевел взгляд с одного на другого, и выраже¬ ние его лица несколько смягчилось. — Вы правы, сказал он, —эти люди хотят распоря¬ диться и жизнью Виолетты. Святой Марк да простит тех, кто прикрывает свои бесчестные дела его святым именем, и да защитит он ее своими молитвами! 205

— Достойны ли мы, падре, узнать то, чему вы были свидетелем? — Тайна исповеди священна, сын мой, но позором покрыли себя живые, а не тот, кто ныне мертв. — Узнаю руку тех, кто заседает там, наверху. (Так говорили в городе о Совете Трех.) Они годами попирали мои права, преследуя собственные цели, и, к стыду моему, должен признать, что, добиваясь справедливости, я был вынужден подчиниться, им, что противоречит и чувствам моим и характеру. — Нет, Камилло, ты не способен изменить самому себе! — Моя дорогая, власти Венеции ужасны, и плоды их деятельности пагубны как для правителей, так и для под¬ данных. Из всех порочных методов управления они ис¬ пользуют самые опасные, окутывая тайной свои намере¬ ния, свои действия и свои обязанности! — Ты прав, сын мой. В любом государстве единствен¬ ная гарантия от притеснений и несправедливости — это страх перед всевышним и страх перед людьми. Но Вене¬ ция не знает страха божьего, ибо слишком многие по¬ грязли в ее грехах; а что касается страха перед людьми, то дела ее скрыты от людских взоров. — Мы говорим слишком дерзко для тех, кто живет под ее властью, — заметила донна Флоринда, робко огля¬ нувшись по сторонам. — Раз мы не в силах ни изме¬ нить, ни исправить обычаи государства, нам следует молчать. — Если мы не можем сделать иной власть Совета, надо попытаться ускользнуть от нее, — быстро прогово¬ рил дон Камилло, также, впрочем, понизив голос, и для безопасности прикрыл плотней окна и оглядел все две¬ ри. — Вы совершенно уверены в преданности слуг, донна Флоринда? — О нет, синьор. Среди них есть и верные люди, нахо¬ дящиеся у нас в услужении долгие годы, но есть и такие, которых нанял сенатор Градениго, и это, несомненно, тайные агенты Совета. — Так они следят за всеми! Я тоже вынужден прини¬ мать в своем дворце мошенников, хоть и знаю, что они наемники сената. И все же я считаю более разумным делать вид, будто мне неведомо их ремесло, чтобы не оказаться в таком положении, когда я не смогу даже ни¬ 206