Пусть читатель не возвращается к этой странице с удивлением, когда узнает развязку пашего повествова¬ ния, ибо и в его времена власти прибегают ко всякого рода тайным и явным махинациям, возможно, лишь не столь жестоким. — Против тебя имеется сейчас страшное обвинение, Якопо Фронтони, — продолжал секретарь, — и ради спа¬ сения жизни граждан Венеции Тайный Совет сам взял¬ ся за это дело. Знал ли ты некоего Антонио Веккио с лагун? — Синьор, я узнал его хорошо лишь недавно и очень сожалею, что не знал раньше. — Ты знаешь также, что его тело нашли в заливе? Якопо вздрогнул и лишь утвердительно кивнул. Млад¬ ший член Совета, пораженный этим безмолвным призна¬ нием браво, повернулся к своим коллегам; те важно скло¬ нили головы в ответ, и немой разговор прекратился. — Его смерть была причиной большого волнения среди рыбаков и привлекла пристальное внимание Совета. — Смерть последнего бедняка в Венеции должна за¬ ботить властителей, синьор! — Знаешь ли ты, Якопо, что тебя обвиняют в убий¬ стве рыбака? — Да, синьор. — Говорят, ты участвовал в последних гонках и, если бы не этот старый рыбак, взял бы первый приз? — Все это так и было, синьор. — Значит, ты не отрицаешь обвинения? — спросил секретарь, не скрывая удивления. — Ясно одно: если бы не старик, я бы стал победи¬ телем. — И ты этого хотел, Якопо? — Очень, синьор, от всего сердца, — ответил обви¬ няемый, впервые проявляя волнение. — Мои товарищи отреклись от меня, а ведь умение владеть веслом — моя гордость с самого детства и до сего дня. Молодой сенатор снова невольным движением выдал свой интерес и удивление. — Сознаешься ли ты в совершенном преступлении? Якопо насмешливо улыбнулся. — Если присутствующие тут сенаторы снимут маски, я смогу ответить на этот вопрос с большей откровен¬ ностью, — сказал он. 348

— Твое условие дерзко и незаконно! Никто не может знать имен тех, кто вершит судьбы государства. Итак, признаешь ли ты свою вину? Но тут в зал поспешно вошел служащий сената, пе¬ редал сановнику в красной мантии какую-то бумагу и удалился. После небольшой паузы стражникам приказа¬ ли увести подсудимого. — Благородные сенаторы, — сказал вдруг Якопо, по¬ рывисто подходя к столу, словно стремясь не упустить случая и высказать все, что его мучило, — прошу мило¬ сердия! Позвольте мне навестить одного заключенного, который сидит в камере под свинцовой крышей! У меня есть для этого серьезная причина. И я прошу вас как людей, как отцов разрешить мне это! Двое сенаторов, совещавшихся по поводу полученного донесения, даже не слышали, о чем просил Якопо. Тре¬ тий — это был Соранцо — подошел ближе к лампе, желая как следует рассмотреть человека, пользующегося столь дурной славой, и пристально глядел на выразительное лицо браво. Тронутый его взволнованным голосом и приятно удивленный выражением лица Якопо, сенатор приказал исполнить его просьбу. — Сделайте то, о чем он просит, — сказал Соранцо стражникам, — но будьте готовы привести его обратно в любую минуту. Якопо взглядом поблагодарил его и, боясь вмешатель¬ ства остальных членов Совета, поспешно вышел. Ма¬ ленькая процессия, следовавшая из зала Инквизиции в летние камеры ее жертв, печально характеризовала этот дворец и правительство Венеции. Они шли по темным потайным коридорам, скрытым от посторонних глаз и отделенным от покоев дожа лишь тонкой стеной, которая, подобно показной стороне го¬ сударства, за внешней пышностью и великолепием скры¬ вала убожество и нищету. Дойдя до тюремных камер, расположенных под крышей, Якопо повернулся к страж¬ никам: — Если вы люди, снимите с меня на минуту эти ляз¬ гающие цепи! Стражники удивленно переглянулись, но ни один не решился оказать ему эту милость. — Я иду сейчас, должно быть, в последний раз к едва живому... — продолжал Якопо, — к умирающему отцу... 349

Он не знает, что со мной случилось... И вы хотите, чтобы он увидел меня в кандалах? Голос Якопо, полный страдания, подействовал на стражников больше, чем его слова. Один из них снял с него цепи и знаком пригласил идти дальше. Осторож¬ но ступая, Якопо прошел в конец коридора и вошел в "камеру, никем не сопровождаемый, потому что стражни¬ кам было неинтересно присутствовать при свидании браво с его отцом, происходившем к тому же в нестер¬ пимо душном помещении, под раскаленной свинцовой крышей. Дверь за ним закрылась, и камера снова погру¬ зилась в темноту. Несмотря на свою напускную твердость, Якопо вдруг растерялся, неожиданно очутившись в страшном обита¬ лище несчастного, узника. По тяжелому дыханию, донес¬ шемуся до него, Якопо определил, где лежит старик: массивные стены со стороны коридора не пропускали в камеру свет. *— Отец! — нежно позвал Якопо. Ответа не было. — Отец! — произнес он громче. Тяжелое дыхание усилилось, потом заключенный за¬ говорил. — Дева Мария услыхала мои молитвы! слабо про¬ изнес он. — Бог послал тебя закрыть мне глаза... — Ты ослабел, отец? — Очень... Мой час настал... Я все надеялся снова увидеть дневной свет, благословить твою мать и сестру. Да будет воля божья! — Мать и сестра молятся за нас обоих, отец. Они уже вне власти сената! — Якопо... Я не понимаю, что ты говоришь! — Моя мать и сестра умерли, отец! Старик застонал, ибо узы, связывавшие его с землей, еще не были порваны. Якопо услышал, как отец стал шептать молитву, и опустился на колени перед его ло¬ жем. — Я не ожидал этого удара, прошептал старик. <— Значит, мы вместе покидаем землю..* — Они уже давно умерли, отец! — Почему ты тогда же не сказал мне об этом, Якопо?, — Ты и без того много страдал, отец.. 350

— А как же ты?.. Останешься совсем один... Дай мно твою руку, мой бедный Якопо... Браво взял дрожащую руку отца; рука была холодная и влажная. — Якопо, сказал старик, чья душа еще не покинула тело, — я трижды молился за этот час: первый раз — за свою душу, второй раз — за мать, а третий за тебя! — Благослови тебя бог, отец! — Я просил у бога милости к тебе. Я все. думал о твоей любви и заботе, о твоей преданности старому стра¬ дальцу. А когда ты был ребенком, Якопо, нежность к тебе... толкала меня на недостойные дела... И я боялся, что, когда ты станешь мужчиной, ты упрекнешь меня в этом... Ты не испытал тревоги родителя за свое дитя... Но ты сторицей вознаградил меня за все... Стань на колени, Якопо, я еще раз попрошу бога не оставить тебя своей милостью! — Я здесь, отец. Старик поднял дрожащую руку и голосом, который на мгновение вновь обрел силу, горячо произнес торжествен¬ ные слова благословения. — Благословение умирающего отца скрасит твою жизнь, Якопо, — добавил он после короткого молчания, — и прольет мир на твои последние минуты. — Так и будет, отец. Грубый стук в дверь прервал их прощание. — Выходи, Якопо, — послышался голос стражника. — Совет требует тебя! Якопо почувствовал, как вздрогнул отец, и ничего не ответил. — Может быть, они позволят тебе побыть со мной еще немного, прошептал старик.
– Я не задержу тебя долго. Дверь отворилась, и свет лампы озарил фигуры отца и сына. Стражник сжалился и закрыл дверь, снова погру¬ зив все во тьму. Якопо успел в последний раз взглянуть на отца. Смерть уже витала над стариком, но глаза его с невыразимой любовью глядели на сына. — Он добрый... Он не уведет тебя отсюда! — прошеп¬ тал несчастный. — Они не могут оставить тебя умирать одного, отец! — Мне хочется, чтобы ты был рядом со мной, сынок... Ты ведь сказал, что мать и сестра умерли?. 351

— Да. — А ведь сестра твоя была еще так молода! — Обе умерли, отец... Старик тяжело вздохнул и замолк. Якопо почувство¬ вал, как отец в темноте ищет его руку. Он помог ему и почтительно положил руку отца себе на голову. — Да благословит тебя пречистая дева Мария! — за¬ шептал старик. Вслед, за торжественными словами раздался прерыви¬ стый вздох. Якопо низко опустил голову и стал молиться« Воцарилась глубокая тишина. — Отец! — позвал он вскоре, вздрогнув при звуке соб¬ ственного приглушенного голоса. Ответа не было. Протянув руку, Якопо почувствовал, что тело старика холодеет. Скованный отчаянием, Якопо вновь склонил голову и начал горячо молиться за усоп¬ шего. Когда дверь камеры отворилась, Якопо, исполненный достоинства, присущего людям мужественным, которое лишь укрепилось благодаря только что описанной сцене, вышел к стражникам. Он протянул вперед руки и стоял неподвижно, пока надевали наручники. Затем вся процессия двинулась обратно к залу тайного судилища. Через несколько минут браво вновь стоял перед Советом Трех. — Якоио Фронтони, — начал секретарь, — тебя обви¬ няют еще и в другом преступлении, которое совершено недавно в нашем городе. Знаешь ли ты благородного ка¬ лабрийца, домогавшегося звания сенатора, который уже долгое время жил в Венеции? — Знаю, синьор. — Приходилось ли тебе иметь с ним какие-нибудь дела? — Да, синьор. Этот ответ был выслушан с явным интересом. — Знаешь ты, где сейчас находится дон Камилло Мон- форте? Якопо колебался. Учитывая огромную осведомленность Совета, он сомневался, разумно ли отрицать свою при¬ частность к побегу влюбленных. И, кроме того, в ту ми¬ нуту ему тяжело было лгать. — Не можешь ли ты сказать, почему молодого герцо¬ га нет сейчас в его дворце? — повторил секретарь. 352

= Ваша милость, он покинул Венецию навсегда. — Откуда ты знаешь об. этом? Неужели он сделал по¬ веренным своих тайн наемного убийцу? Улыбка на лице Якопо выражала такое безграничное презрение, что при виде ее секретарь тайного трибунала снова уткнулся носом в бумаги. — Я повторяю вопрос: он доверял тебе? — В этом деле, синьор, доверял. Дон Камилло Мон- форте сам сказал мне, что никогда не вернется в Вене¬ цию! — Но это невозможно.! Ведь тогда он должен навсегда оставить все свои надежды и лишиться огромного состоя¬ ния! — Его утешает любовь знатной наследницы и ее бо¬ гатство. Несмотря на приобретенную долгим опытом сдержан¬ ность и привычное достоинство, которое они всегда со¬ храняли при исполнении этих таинственных обязанностей, среди судей снова произошло замешательство. — Пусть стража выйдет,. — произнес инквизитор в красной мантии. Когда приказание было исполнено и в зале остались, только члены Совета Трех, обвиняемый и секретарь, до¬ прос продолжался, и сенаторы, полагавшие, что их маски производят впечатление на браво, и прибегая ко всякого рода коварным трюкам, задавали вопросы. — Ты сообщил важную весть, Якопо, — продолжал человек в алой мантии. — Если ты будешь благоразумен и расскажешь нам все подробности, это может спасти тебе жизнь. — Что же вы хотите от меня услышать, ваша свет¬ лость? Ясно, что Совет знает о побеге дона Камилло, и я никогда не поверю, что глаза, которые постоянно от¬ крыты, не заметили исчезновения дочери покойного се¬ натора Тьеполо. — Ты прав в обоих случаях, Якопо! Но расскажи нам, как это произошло. Помни, твоя судьба зависит оттого, заслужишь ли ты благосклонность сената. Снова ледяной взгляд Якопо заставил его судей отве¬ сти глаза в сторону. — Для смелого влюбленного нет преград, синьор, — ответил он. ~ Герцог богат и может нанять тысячи слуг, если они ему понадобятся. 353

*— Ты увиливаешь от ответа, Якопо! Шутки над Со¬ ветом не пройдут тебе даром. Кто помогал ему? — У него много преданных слуг, ваша светлость, много смелых гондольеров и других помощников. ^ Это нам известно! Но устроить побег ему помогли какие-то другие люди. Да и бежал ли он вообще? —« А разве он в Венеции, синьор? — Об этом мы тебя и спрашиваем. В Львиной пасти найдено донесение, в нем тебя обвиняют в убийстве гер¬ цога! — И в убийстве донны Виолетты? О ней там ничего не сказано. Что ты можешь отве¬ тить на это обвинение? — Синьор, зачем мне выдавать свои тайны? — Ах, вот оно что! Ты увиливаешь от ответа и хит¬ ришь? Не забудь, что у нас есть один заключенный, ко¬ торый сидит под свинцовой крышей, и с его помощью мы добьемся от тебя правды! Якопо с достоинством выпрямился, но взгляд его был грустен, а в голосе, несмотря на все усилия, слышалась тоска. — Сенаторы, —- сказал он, — ваш заключенный, что томился под свинцовой крышей, отныне свободен! — Что? Еще смеешь шутить? — Я говорю правду. Долгожданная свобода пришла к нему наконец! — Значит, он... — ...умер, — торжественно докончил Якопо. Двое старших членов Совета удивленно переглянулись, меж тем как младший сенатор ловил каждое слово с ин¬ тересом человека, который только приступает к испол¬ нению своих секретных и не слишком приятных обязан¬ ностей. Старшие посоветовались и сообщили сенатору Со- ранцо то, что сочли нужным. — Итак, расскажешь ли ты нам все, что знаешь о деле герцога святой Агаты, хотя бы ради спасения собст¬ венной жизни, Якопо? — продолжал один из судей, когда они кончили шептаться. Якопо не проявил ни малейшего волнения при этой угрозе, но после некоторого раздумья он ответил так же откровенно, как стал бы говорить лишь на исповеди: — Вам известно, благородные сенаторы, что прави¬ тельство желало выдать замуж наследницу покойного 354

синьора Тьеполо по своему усмотрению. Вам также из¬ вестно, что ее любил герцог святой Агаты и что она от¬ вечала взаимностью на любовь благородного неаполи¬ танца со всем пылом юного сердца и со всей скромностью, присущей девице ее положения и воспитания. Разве уди¬ вительно, что двое влюбленных борются за свое счастье? Синьоры, в ту ночь, когда погиб Антонио, я бродил один среди могил Лидо, и в душе мЬей теснились грустные и горькие мысли; жизнь стала для меня непосильным бре¬ менем. Если бы злой дух, владевший тогда мной, утвер¬ дил свою власть, я умер бы смертью жалкого самоубийцы. Но бог послал мне на помощь дона Камилло Монфорте. В ту йочь 'герцог доверил мне свою тайну, и я вызвался помочь ему. Я поклялся ему в верности, поклялся уме¬ реть за него, если это будет нужно, и помочь отыскать его жену. И я сдержал свое слово! Счастливые влюблен¬ ные находятся теперь во владениях римской церкви, под могущественным покровительством кардинала-секретаря, который является братом матери дона Камилло. — Глупец! Зачем ты это сделал? Разве тебе не дорога жизнь? — Нет, ваша светлость, нисколько! Я думал только о том, чтобы излить кому-либо свою наболевшую душу, а про гнев сената я и не вспоминал. Давно уже не было в моей жизни более радостного мгновения, чем то, когда дон Камилло Монфорте заключил в свои объятия плачу¬ щую от счастья прекрасную донну Виолетту! Судьи были так поражены спокойной решительностью браво, что невольно приостановили допрос. Наконец стар¬ ший из сенаторов продолжал: — Сообщишь ли ты нам подробности бегства дона Ка¬ милло? Помни, Якопо, этим ты можешь сохранить себе жизнь. *— Теперь она мне не дорога, синьор... Но, чтобы до¬ ставить вам удовольствие, я расскажу все без утайки. И Якопо просто и правдиво поведал о том, как дон Камилло готовил свой побег, о его планах, надеждах, от¬ чаянии и, наконец, об успешном бегстве. В своем рас¬ сказе он не скрыл ничего и лишь не назвал места, где женщины нашли временный приют, и не упомянул имени Джельсомины. Якопо не забыл ни про покушение Джа¬ комо Градениго на жизнь неаполитанца, ни про участие в этом деле старого ювелира. Внимательней всех слушал 355