браво сенатор Соранцо. Несмотря на свою роль обвини¬ теля, он с замиранием сердца слушал, когда узник рас¬ сказывал обо всем, что нришлрсь пережить влюбленным, а услыхав счастливый конец истории, сенатор почувство¬ вал огромное радостное облегчение. Его более искушен¬ ные коллеги, напротив, слушали подробный рассказ браво с подчеркнутым спокойствием. Цель государства, в кото- ром царит ложь и неискренность, — с выгодой подчинять себе души подданных. Условности и притворство вытес¬ няют тогда чувства и справедливость; но, с другой сто¬ роны, никто не принимает свое поражение так покорно, как тот, кто достиг выгод вопреки природе и справедли¬ вости, и покорность его бывает обычно тем более полной, чем нестерпимее было прежде высокомерие. Оба старых сенатора сразу поняли, что дон Камилло и его спутница ускользнули от них, и сообразили, как можно извлечь выгоду из создавшегося положения. Ре¬ шив, что Якопо больше им не нужен, они приказали стражникам увести его в камеру. — Весьма уместно будет послать поздравление кар- диналу-секретарю по случаю брака его племянника с самой богатой невестой Венеции, — сказал старший из членов Совета, когда за Якопо закрылась дверь. — Герцог слишком влиятелен, и это может нам пригодиться. — А если он вспомнит, как сенат противился его браку? — усомнился в столь дерзком плане Соранцо. — Мы объясним это действиями предыдущего со¬ става Совета. Такие недоразумения являются неизбеж¬ ным следствием причуд свободы, синьор! Конь, который родился и вырос на воле, не покоряется узде так, как жалкая скотииа, привыкшая тащить телегу. Сегодня вы в первый раз присутствуете на заседании Совета Трех, сенатор, и опыт со временем покажет вам, что, как бы ни были совершенны законы, на практике все же могут происходить ошибки. А дело с молодым Градениго очень серьезно, синьоры! — Я уже давно знал, что это беспутный повеса! — сказал второй из старших судей. — Весьма жаль, что у столь благородного и. почтенного сенатора вырос такой недостойный сын. Но ни сенат, ни жители Венеции не потерпят убийств! — Ах, если бы они случались не так часто! — искрен¬ не воскликнул сенатор Соранцо. 356

— Да, в самом деле! Некоторые секретные данные указывают на то, что это вина Якопо, хотя многолетний опыт убедил нас полностью доверять также и его доне¬ сениям. — Как? Разве Якопо — агент полиции? — Об этом поговорим на досуге, синьор Соранцо. Сей¬ час нужно рассмотреть дело о покушении на жизнь че¬ ловека, находившегося под защитой наших законов. Затем Совет начал серьезно обсуждать дело Градениго и ювелира. Надо отдать им должное: карающая десница Венеции опускалась слишком быстро и без промаха.. Справедливость торжествовала лишь в тех случаях, когда не были затронуты интересы государства или если не¬ возможно было пустить в ход подкуп. Что касается по¬ следнего, то из-за ревностности властей и постоянной слежки тех, кто был удален от соблазна в силу того, что уже накопил большое состояние, им пользовались гораздо реже, чем в других государствах. Синьору Соранцо теперь представился прекрасный случай для проявления благородства. Будучи в родствен¬ ных отношениях с семьей Градениго, он все же горячо осуждал поведение молодого патриция. Его первым по¬ рывом было требовать примерного наказания преступ¬ ника, дабы народ знал, что высокое положение не осво¬ бождает в Венеции от заслуженной кары. Однако стар-; шие коллеги постепенно убедили его в том, что закон обычно различает попытку совершить преступление от уже совершенного преступления. Несколько охлажден¬ ный рассуждением своих трезвых наставников, Соранцо предложил передать дело на рассмотрение обычного суда. Можно привести много случаев, когда аристократия Ве¬ неции жертвовала кем-либо из своей собственной среды, чтобы создать впечатление беспристрастности суда, ибо, когда такие дела велись с должным благоразумием, это скорее укрепляло, чем ослабляло ее власть. Но дело Гра¬ дениго было слишком позорным, чтобы отважиться на подобную огласку, и остальные члены Совета высказа¬ лись против предложения своего неопытного собрата, приведя весьма благовидные и довольно разумные до¬ воды. Наконец было решено, что они сами вынесут при¬ говор. Следующим стоял вопрос о характере наказания. Са¬ мый старший сенатор предложил выслать Джакомо Гра- 357

дениго на несколько месяцев, ибо тот не раз уже на¬ влекал на себя гнев сената. Но Соранцо со всем пылом благородного сердца воспротивился столь легкой каре. Он настоял на своем, причем старшие сенаторы позаботи¬ лись о том, чтобы их согласие выглядело как уступка его аргументам. В конце концов решено было выслать Джа¬ комо Градениго из Венеции на десять лет, а Осию — по¬ жизненно. Если читателю кажется, будто осужденные не понесли строгого наказания, то пусть он не забывает, что ювелиру следовало благодарить судьбу за то, что он так легко отделался. — Мы должны предать гласности сам приговор и причины, которыми он продиктован, *— сказал один из судей, после того как обсуждение кончилось. — Власть всегда только выигрывает, обнародовав справедливое ре¬ шение. — И приведя его в исполнение, я надеюсь, — вставил Соранцо. — Итак, если на сегодняшний вечер все наши дела окончены, мы можем разойтись? — Нет, у нас осталось еще дело Якопо. — Но мне кажется, что мы можем передать его в простой суд. — Как пожелаете, синьоры. Двое кивнули в знак согласия, и все стали готовиться уходить. Однако, прежде чем покинуть дворец, оба старших члена Совета еще долго совещались между собой. В ре¬ зультате появился тайный приказ судье по уголовным делам, и затем оба сенатора отправились по домам с чув¬ ством глубокого удовлетворения. Соранцо же, наоборот, хотелось поскорее очутиться снова в кругу своей счастливой семьи. Впервые в жизни он возвращался в свой дворец недовольный собою. Его угнетала безотчетная грусть, ибо он сделал первый шаг на тернистом и скользком пути, в конечном счете приво¬ дившем к гибели все благородные порывы души, которые могут процветать лишь вдали от лжи и коварных доводов своекорыстия. Сенатор был бы счастлив вновь ощутить на сердце легкость, с какой оег провожал свою прекрас¬ ную супругу к ее гондоле вечером, но в ту ночь он долго не мог уснуть, потрясенный пышным пасквилем на са^ мые священные наши обязанности, одним из участников которого был он сам. 358

Глава XXIX <— Ты не виновен? — Нет, конечно. Роджерс На следующее утро хоронили Антонио. Тайные агенты полиции приложили много усилий, чтобы рас¬ пустить по городу слухи о том, что сенат разрешил воз¬ дать такие почести праху старого рыбака за его победу в гонках, а также как возмещение за его безвременную и таинственную смерть. В назначенный час, одетые по¬ добающим образом, на площади собрались рыбаки, гор¬ дые оказанным им вниманием и готовые забыть свой прежний гнев во имя оказанных им теперь почестей. Вот как легко тем, кто благодаря случайности своего рож¬ дения или принципам порочного социального устройства находится у власти, заглаживать причиненное зло, по¬ ступаясь какими-то мелкими привилегиями. Пред алтарем собора Святого Марка все еще слу¬ жили заупокойные мессы. Первым среди священников был добрый кармелит; не зная усталости и голода, он усердно молился ради спасения души того, чьей гибели, можно сказать, сам был свидетелем. Но в эту минуту волнения на его усердие обратили внимание только те, кто должен был пресекать чрезмерные проявления чувств и вообще всякие нежелательные сцены. Когда монах отошел от алтаря перед самым выносом тела, он почувствовал, как кто-то слегка потянул его за рукав, и через минуту очутился среди колонн сумрачного собора наедине с незнакомцем. — Падре, вам ведь не раз приходилось давать отпу¬ щение грехов умирающим? — сказал незнакомец, и в этой фразе прозвучало скорее утверждение, нежели во¬ прос. — Это моя священная обязанность. — Сенат не забудет ваших услуг. Вы понадобитесь после того, как тело рыбака предадут земле. Монах вздрогнул и побледнел, но, перекрестившись, наклонил голову в знак того, что готов исполнить свой долг. В это время тело рыбака подняли, и процессия двинулась на площадь. Впереди шли служители собора, 359

за ними, распевая псалмы, следовал церковный хор. Кар¬ мелит поспешил присоединиться к нему. Далее несли покойного, без гроба, так как подобной роскоши и по сей день не знают итальянцы низшего сословия. Покойный был обряжен в праздничную одежду, на груди лежал крест; ветер развевал седые волосы, и, словно для того, чтобы смягчить жуткий облик смерти, на лицо старика положили букет цветов. Носилки покойного были богато украшены резьбой и позолотой — еще одно печальное свидетельство ложной гордости и пустых устремлений человеческого тщеславия. За телом шел юноша; по его загорелому лицу, креп¬ кой полуобнаженной фигуре и мрачному, блуждающему взгляду можно было догадаться, что это внук Антонио. Сенат знал, когда ему следовало милостиво уступить — теперь юношу освободили от работы на галерах, конечно, как шептали кругом, из сострадания по поводу безвре¬ менной смерти деда. Прямой взгляд, бесстрашная душа и непреклонная честность старого Антонио ожили теперь в его внуке. Несчастье лишь смягчило все эти черты. Когда процессия двигалась по набережной к арсеналу, рыдания теснили грудь юноши, и губы его поминутно вздрагивали—-горе угрожало взять верх над его вы¬ держкой. Но он не проронил ни единой слезы, пока земля не скрыла от его взора тело Антонио. Лишь тогда он, ша¬ таясь, вышел из толпы, сел один в стороне и дал волю слезам; он плакал так, как может плакать лишь человек его возраста, почувствовавший себя одиноким в жизнен¬ ной пустыне. Так окончилось происшествие с рыбаком Антонио Веккио, чье имя скоро забыли в этом полном тайн городе, и лишь рыбаки с лагун хранили память о нем и долго еще превозносили его умение рыбачить и гордились победой в гонках над лучшими гребцами Венеции. Внук его жил и работал так же, как и другие юноши его со¬ словия, и здесь мы расстанемся с ним, сказав только, что он настолько унаследовал природные качества деда, что не явился несколько часов спустя на Пьяцетту вместе с толпой, которую привело туда любопытство и мститель¬ ные чувства. Отец Ансельмо нанял лодку и, подъехав к набереж¬ ной, вышел на Пьяцетте в надежде, что ему, может быть, 360

удастся. наконец разыскать тех, к кому он был так глу¬ боко привязан и о чьей судьбе до сих пор не имел ника¬ ких сведений. Надежде этой, впрочем, не суждено было сбыться. Человек, обратившийся к нему в соборе, уже ждал его* и, зная, что бесполезно и, более того, опасно противоречить там, где затронуты интересы государства, кармелит покорно отправился вслед за ним. Они шли кружным путем, но в конце концов дорога привела их к зданию тюрьмы. Там монаха оставили в помещении смотрителя, где он должен был дожидаться, пока его вы¬ зовут. Теперь отправимся в камеру Якопо. После допроса на Совете Трех он был отведен в мрачную комнату, где про¬ вел ночь, как обычный арестант. На рассвете браво пред¬ стал пред так называемыми судьями, которые должны были решить его судьбу. .Мы говорим «так называемыми» не случайно, ибо система, при которой желания прави¬ телей не только не совпадают с интересами подданных, но и расходятся с ними, никогда не располагает истин¬ ным правосудием; в тех случаях, когда авторитет властей может пострадать, инстинкт самосохранения так же без¬ оговорочно заставляет их принять то или иное решение, как тот же инстинкт вынуждает человека бежать от опасности. Если это происходит даже в странах с более умеренным режимом, читатель легко поверит в сущест¬ вование подобных порядков в Венеции. Как и следовало ожидать, судьи, которые должны были вынести приговор Якопо, заранее получили определенные предписания, и суд этот был скорее данью внешней видимости порядка, нежели исполнением законов. Велись протоколы, допра¬ шивались свидетели — или, во всяком случае, было объ¬ явлено, что они допрашивались, — и по городу намеренно распространялись слухи, что трибунал тщательно обду¬ мывает приговор для такого чудовищного преступника, который в течение долгого времени беспрепятственно за¬ нимался своим кровавым ремеслом даже в центре города. Все утро легковерные торговцы рассказывали друг другу о всяких страшных преступлениях, что за последние три-четыре года приписывались Якопо. Один вспомнил какого-то чужестранца — его тело нашли у игорного дома, часто посещаемого теми, кто приезжает в Венецию. Другой привел случай с неким благородным юношей, павшим от.руки убийцы прямо на мосту Риальто, а тре¬ 361

тий передавал подробности одного злодеяния, когда мать лишилась единственного сына, а молодая патри¬ цианка — своего возлюбленного. Так, дополняя один дру¬ гого, маленькая группка на набережной скоро насчитала не меньше двадцати пяти человек, якобы погибших от руки Якопо, не включая сюда бессмысленной мести тому, кого они только что похоронили, К счастью, предмет этих обвинений ничего не знал о разговорах, которые велись в городе, и проклятиях, сыпавшихся на его голову. Он даже не пытался оправдаться перед судьями, решительно отказавшись отвечать на их вопросы. — Вы сами знаете, что я сделал и чего не делал, — сказал он вызывающе. — А потому решайте, как вам удобнее! Очутившись снова в камере, он потребовал еды и спо- койно позавтракал. Потом у него отобрали все вещи, по¬ средством которых он мог бы покончить с собой, тщательно осмотрели кандалы, и лишь после этого Якопо оставили наедине с собственными мыслями. Некоторое время спу^ стя он снова услышал шаги по коридору. Заскрипели за¬ совы, и дверь отворилась. На границе света и тьмы пока¬ залась фигура священника. Он держал в руках лампу и, войдя в камеру, закрыл за собой дверь и поставил лампу на низкую полку, где лежал хлеб и стоял кувшин с водой. Якопо встретил монаха спокойно и почтительно. Он встал, перекрестился и шагнул навстречу священнику, насколько позволяли его цепи. — Добро пожаловать, падре, — сказал он. — Я вижу, сенат намерен лишить меня жизни, но не милости божьей. — Это не в его силах, сын мой, — ответил священ¬ ник. Тот, кто умер за них, пролил свою кровь и за тебя, если только ты сам не отринешь его милость. Но, как ни тяжело мне говорить это, ты не должен на¬ деяться на отпущение грехов, Якопо, если не покаешься от всей души — уж слишком ты закоренелый грешник. — А кто тогда может надеяться, падре? Кармелит вздрогнул; самый вопрос и спокойный тон, которым он был задан, придавали странный характер разговору. — Я тебя представлял совсем другим, Якопо, — ска^ зал монах. — Вижу, сын мой, что разум твой не бродит во 362

мраке и ты совершал тяжкие преступления против своей' воли. Боюсь, что это так, почтенный монах.., — И в мучительном горе твоем ты должен чувство¬ вать теперь, сколь они тяжки... — Отец Ансельмо замолк, внезапно услыхав приглушенные рыдания, и тогда только обнаружил, что они здесь не одни. Оглядевшись в тре¬ воге, он заметил забившуюся в угол Джельсомину; тю¬ ремщики, сжалившись, пропустили ее, и она вошла в камеру следом за кармелитом, скрывшись за его широким платьем. Увидав девушку, Якопо застонал и, отвернув¬ шись, прислонился к стене. — Дочь моя, как ты сюда попала? — спросил священ¬ ник. — И кто ты? — Это дочь главного смотрителя, — отозвался Якопо, видя, что Джельсомина не в силах отвечать. — Я позна¬ комился с ней во время моих частых посещений тюрьмы. Отец Ансельмо переводил взгляд с одного на другого. Поначалу взор его был суров, но, всмотревшись в их лица, кармелит мало-помалу смягчился, видя, как они страдают. — Вот плоды людских страстей! — сказал он, и в токе его слышались упрек и сострадание. — Это извеч¬ ные плоды преступления. — Падре, — горячо воскликнул Якопо, — я заслужил упрек, но ангелы в небесах едва ли. чище этой плачущей девушки! — Рад слышать это. Я верю тебе, несчастный, и сча¬ стлив, что ты не принял на свою душу греха и не погу¬ бил это невинное создание. Якопо тяжело дышал, а Джельсомина содрогалась от рыданий. — Зачем же, поддавшись своей слабости, ты вошла сюда? — спросил кармелит, стараясь смотреть на девушку с упреком, чему никак не соответствовал его ласковый и мягкий голос. — Знала ли ты, что за человек тот, кого ты полюбила? — Святая мадонна! — воскликнула девушка. — Нет! Нет! Нет! — Но теперь, когда истина тебе открыта, ты пере¬ стала быть жертвой своей неразумной прихоти? Джельсомина растерянно посмотрела на монаха, и вновь страдание отразилось на ее лице. Она опустила 363